Пять лет (СИ)

Эмме потребовалось еще некоторое время, чтобы окончательно очнуться, но как только ей это удалось, она развернулась и, прервав занятие Реджины, оседлала её. Осознав, что разбудила Эмму, Реджина зарделась.

– Это измена, – прохрипела Эмма, вынимая руку Реджины из трусиков, и повторение ранее сказанных Реджиной слов вызвало у нее едва заметную усмешку.

Реджина тяжело дышала, зрачки ее расширились, а губы приоткрылись, когда она удивленно посмотрела на Эмму. Но вместо ожидаемых неистовых поцелуев и сплетенных рук, а также молящих стонов, которые ради разнообразия издавала бы уже она, Реджина просто сказала между тяжелыми вздохами:

– Если ты слишком… я хочу сказать, если ты слишком устала, дорогая, тебе не нужно этого делать; я вполне способна сама о себе позаботиться. Если ты вымоталась, – отдыхай.

Эмма посмотрела на нее, как на безумную.

– И лишить себя удовольствия хвастаться потом тем, как ты выкрикивала мое имя? Ты что, обкурилась? – рассмеялась она и наклонилась, чтобы страстно поцеловать Реджину. О предложении отдохнуть она уже забыла, решив, что они во всем разобрались.

Но после того, как она заставила Реджину биться на полу своей гостиной в оргазме такой силы, какой ни одна из них даже не предполагала увидеть, Реджина тут же попыталась оседлать Эмму, очевидно желая доставить ей ответный… какой – пятый, шестой оргазм за ночь? К этому моменту она уже сбилась со счета, и, если честно, её тело после предыдущих разрядок было так чувствительно, что ему еще требовалось некоторое время для восстановления.

– Реджина, Реджина, – мягко уговаривала Эмма, пытаясь снять Реджину с себя. Она едва заметно хихикнула и сказала: – Дай мне немного времени, ладно? Сейчас от любого прикосновения там я просто взорвусь.

Она села, подалась вперед, покрывая нежными поцелуями шею Реджины, и наконец расстегнула её бюстгальтер.

– Кроме того, – протянула она, оставляя языком полоску на теле и, достигнув уха, заговорила снова. Это движение вызвало у Реджины дрожь, и Эмма, коварно улыбнувшись, стянула ткань с ее тела. – Я столько всего хочу с тобой сделать, а мы только начали…

Реджина закрыла глаза и одобрительно застонала, когда руки Эммы накрыли округлую грудь, поглаживая большими пальцами затвердевшие соски. И все же слова, сорвавшиеся с Реджининых губ, Эмма совершенно не ожидала услышать.

– Уже поздно, дорогая; поэтому, если ты не хочешь заниматься этим сейчас, пожалуйста, знай, что ты не обязана ничего делать. Я переживу, уверяю тебя.

Эмма резко отпрянула от Реджины, нахмурив брови и вопросительно на неё взглянула.

– Так, ты уже второй раз говоришь мне, что я не должна ничего с тобой делать. Что происходит? – но затем внезапная вспышка паранойи поразила её, и Эмма тут же сникла, а сердце сдавило в груди, когда она спросила: – Если только… ты не хочешь… не хочешь, чтобы я прикасалась к тебе?

Реджину удивил этот вопрос, но в тот же момент осознание накрыло её: это был самый сильный, самый глубинный страх Эммы, – и она, соединив их руки, поспешила заверить девушку в обратном:

– Нет, Эмма, нет. Это не… я имела в виду совершенно точно не это. Конечно, я хочу, чтобы ты касалась меня.

– Тогда что не так? – спросила Эмма. Заверения Реджины немного притупили её чувство собственной неполноценности, которое бушевало внутри последние двадцать секунд. Тем не менее, что бы ни происходило, ничем хорошим это быть явно не могло.

– Ничего, – попыталась возразить Реджина, посылая Эмме улыбку, которая не тронула ее глаз. – Меньше всего… я хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной возвращать мне услугу, если ты этого не хочешь. Я понимаю, что уже поздно, и ты, должно быть, устала; я не хочу отвлекать тебя ото сна.

Эмма слегка повернула голову, пронзая Реджину недоверчивым взглядом из-под ресниц.

– Ты врешь, – сказала она, и это был не вопрос. Благодаря своей суперсиле, она чуяла обман за версту. – Зачем?

Реджина мягко вздохнула, оперевшись спиной о диван и проводя руками по спутанным волосам.

– Я не вру, Эмма. – Поймав взгляд девушки, она спросила: – Неужели так трудно поверить, что я действительно ставлю твои потребности выше своих?

Эмма колебалась. В вопросе явно был подвох.

Она долго молчала; просто смотрела на Реджину, пытаясь понять, в чем проблема, когда вдруг её брови приподнялись от осознания.

– Что? – возмутилась Реджина, замечая взгляд Эммы и тут же принимая защитную стойку. И именно это заставило Эмму окончательно утвердиться в своей правоте.

– О, Боже! Ты считаешь, да?

Реджина отвела взгляд, усмехнувшись.

– Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, – раздраженно начала она и, скрестив руки на груди, продолжила: – И, кроме того, если бы я вела счет, ты бы оказалась далеко позади; поэтому я не понимаю, с чего ты взяла, что я останавливаю тебя в твоем желании уравнять счет, если только ты не считаешь, что «победа» так много значит для меня. Я могу тебя заверить, она не значит для меня ничего.