Пять ложек эликсира

В ответ Хинкус принялся кашлять. Он кашлял долго, с надрывом, с сипением, и, пока он кашлял, инспектор заглянул в туалетную, взял бритву и разрезал на Хинкусе веревки. Бормоча ругательства, Хинкус принялся ощупывать себе шею, запястья, бока.

– Кто это вас? – спросил инспектор.

– Почем я знаю! – буркнул Хинкус. – Схватили сзади. Я и охнуть не успел. – Он поднял левую руку и отогнул рукав. – А, черт! Часы раздавил, сволочь. Сколько сейчас, инспектор?

– Час ночи.

– Час ночи… – повторил Хинкус. – Час ночи. – Глаза у него остановились. – Нет, – сказал он, – надо выпить.

Он поднялся. Легким толчком инспектор усадил его снова.

– Успеется, – сказал он.

– А я хочу выпить! – сказал Хинкус, повышая голос и снова делая попытку встать.

– А я вам говорю: успеется! – сказал инспектор, пресекая эту попытку.

– Кто вы такой, чтобы распоряжаться? – в полный голос взвизгнул Хинкус.

– Тихо! – крикнул инспектор. – Произошло убийство. Вы на подозрении, Хинкус! Поэтому отвечайте на вопросы!

– Убийство?.. – Хинкус приоткрыл рот. – А я-то здесь при чем? Меня самого без малого укокошили.

– Кто? – быстро спросил инспектор.

Хинкус молча смотрел на него, потом его страшно передернуло, прямо-таки перекосило на сторону.

– Кто вас связал? Кого вы подозреваете?

И тут Хинкус заплакал. Сначала тихонько, весь содрогаясь, кусая пальцы, потом все громче, навзрыд, истерически взвизгивая и подскуливая. Инспектор, сунув руки в карманы, ошеломленно глядел на него, потом сказал:

– Ну, хватит. Пойдемте.

Он привел Хинкуса в свой номер, взял с подоконника бутылку и отдал ему. Хинкус жадно схватил спиртное и надолго присосался к горлышку.

– Господи… – прохрипел он, утираясь. – Смачно-то как!..

– Вы можете хотя бы примерно сказать, когда вас схватили? – спросил инспектор.

– Что-то около девяти, – сказал Хинкус, всхлипывая.

– Дайте часы.

Хинкус послушно отстегнул часы, прижимая бутылку к груди. Часы были раздавлены, стрелки показывали восемь сорок три.

– Слушайте, Хинкус, – мягко сказал инспектор. – Тот, кто вас схватил… Ведь вы видели его и раньше? Днем? На крыше?

Хинкус только дико глянул на него и снова присосался к бутылке. Лицо его перекосилось, по серым щекам снова поползли слезы.

Хозяин расположился в холле за журнальным столиком. Перед ним лежали какие-то счета, он сосредоточенно нажимал клавиши калькулятора. Рядом, прислоненный к стене, стоял тяжелый многозарядный винчестер.

– Алек, – сказал инспектор. – Дайте ключ от вашего сейфа. Я спрячу туда эту штуку. – Он показал хозяину чемодан.

– Пойдемте, – сказал хозяин, поднимаясь.

Чадо, свернувшись клубочком, безмятежно посапывало в глубоком кресле перед полупогасшим камином. Инспектор окликнул его, потом потряс за плечо. Чадо не желало просыпаться, оно неразборчиво чертыхалось, жалобно мычало и отчаянно отлягивалось. В конце концов инспектор усадил его прямо и тряхнул так, что оно проснулось.

– Какого дьявола? – спросило оно сонным баском.

– Снимите очки! – приказал инспектор.

– Еще чего!..

Инспектор протянул руку и снял очки сам. Конечно, это была девушка – и премилая, хотя глаза у нее и припухли со сна.

– Чего вы хамите! – сказала она, закрываясь. – Отдайте! Фараон чертов!

– А ну! – свирепо сказал инспектор. – Быстро и немедленно говорите: когда и где вы расстались с Олафом? Живо!

– С каким еще Олафом? Отдайте очки!

– Олаф убит, и вы последняя, кто видел его живым. Когда это было? Где? Живо, ну!

Брюн отшатнулась и, словно защищаясь, вытянула руки ладонями вперед.

– Неправда!.. Не может быть!.. – прошептала она.

– После ужина, – сказал инспектор спокойно, – вы вышли с ним из столовой и направились – куда?

– Н-никуда… просто вышли в коридор.

– А потом?

– А потом… мы вышли в коридор… я плохо помню… память у меня паршивая. Он что-то сказал… а я… это.

Инспектор покачал головой:

– Попробуйте еще раз.

– Ну… ну, дело было так. Мы вышли в коридор, и он принялся меня хватать. Пришлось дать ему по морде… по лицу. Ну, он обиделся, обругал меня и ушел.

– Где это было?

– В коридоре… у столовой.

– Хватит врать, скверная девчонка! – гаркнул инспектор. – Я видел вас у дверей Олафа! Если вы будете лгать и изворачиваться, я надену на вас наручники, – инспектор сунул руку в карман, – и отправлю в тюрьму! Дело идет об убийстве. Это вы понимаете?!

Брюн молчала. Она сидела съежившись, забившись в уголок кресла. Потом опустила голову и закрыла лицо руками.

– Он мне нравился, – прошептала она. – Он был такой добрый… сильный. Глупый. Мы пошли к нему в номер. Мне очень хотелось, чтобы он меня поцеловал. Мы просто болтали. Он был очень смешной, ничего не понимал. А потом я уже собиралась уходить, но тут раздался грохот, и я сказала: «Слушайте, лавина!» Он вдруг схватился за голову, как будто что-то вспомнил… и бросился к окну, но сейчас же вернулся, схватил меня за плечи и буквально выбросил в коридор. Я чуть не полетела. И разозлилась ужасно. Все настроение пропало. Вот и все.

– Так, – сказал инспектор. – Он кинулся к окну. Может быть, его кто-нибудь позвал?

– Нет, я не слышала.

– А в коридоре вы кого-нибудь видели?