Пять минут жизни

Это все, что мне нужно было услышать. Я вошел внутрь. Тея сидела за столом, в бежевых брюках и простой белой футболке. На тарелке лежали остатки обеда. Глаза Теи были опухшими и красными, но, когда я подошел, на губах появилась улыбка.

– Привет, – сказала она хриплым от слез голосом. – Сколько уже прошло?

Я замер, и кровь отхлынула от моего лица.

«Ох, блин. О нет».

Тея устало рассмеялась.

– Боже, Джимми, я шучу. Прости. Я не хотела… – Она сложила руки на столе и спрятала в них лицо. – Плохая шутка. Я так виновата. – Затем выглянула. – Ты меня простишь?

– Нет, – отрезал я, но облегчение вырвалось из меня смешком, и я упал на стул напротив нее. – Это не смешно. Почему я смеюсь?

– Потому что я шучу в самое неподходящее время. Теперь ты узнаешь все мои худшие качества. Повезло тебе. – Она слабо улыбнулась, а затем темное облако ее горя сгустило воздух между нами.

– Соболезную по поводу ваших родителей, – тихо сказал я.

Ее глаза наполнились слезами.

– Я тоже. Что не помешало мне съесть огромный обед.

– Тебе это, наверное, нужно.

– Возвращение из мертвых – тяжелая работа. – Ее глаза увлажнились, и она закрыла лицо руками. – Видишь? Я продолжаю шутить.

– Ты справляешься как получается, – сказал я. – Тебе тяжело пришлось.

– А как справляешься ты? У тебя мрачное чувство юмора?

– У меня? Нет, у меня вообще нет чувства юмора.

Она слегка рассмеялась.

– О, хорошо. Я тоже смогу узнать твои худшие качества.

Мое лицо ничего не выражало, а сердце полнилось мечтами. Тея была свободна, и она хотела узнать меня. У нас было больше пяти минут. У нас было время, чтобы выяснить, кто мы…

Вместе?

Дорис усмехнулась. «Какие мы сегодня оптимистичные».

Тея оттолкнула поднос.

– Мне нужно немного воздуха.

Я поднялся на ноги и предложил ей руку.

– Спасибо, Джимми.

Мы вышли из столовой на улицу во влажный воздух. Тея повернула лицо к яркому солнцу так же, как и на каждой прогулке, которую мы совершали. Потому что она всегда была собой. Даже тогда.

– Все так реально, – сказала Тея. – Как будто у меня было размытое зрение, и теперь я могу четко видеть. – Она глубоко вдохнула. – Мы уже гуляли так несколько раз, не так ли?

– Да.

– Мы были друзьями? – спросила она. – Думаю, да. Ты единственный, кто относился ко мне так, будто я все еще здесь.

– Потому что ты и была здесь.

Ее маленькая ладонь сжала мою руку, и Тея на мгновение уткнулась лицом в мое плечо.

Мы подошли к скамейке и сели рядом. Насекомые гудели в высокой траве, и облака плыли по прекрасному голубому небу. Я мог видеть тонкий изгиб ее шеи, исчезающий в воротнике рубашки. Это тоже было прекрасно.

– Как ты узнал, что я там? – спросила Тея. – Даже врачи думали, что я потеряна.

Я пожал плечами.

– Не пожимай, – велела она. – Твои мысли не являются несущественными. – Она прижала руку к губам. – Я уже говорила это раньше, не так ли? Ого, дежавю на стероидах.

– Ты сказала это в первый раз, когда мы встретились. Мы были в фойе, смотрели на картину с фруктами.

– Куча фруктов, – со смехом повторила Тея. – Я помню. Тогда ты знал, что я все еще здесь?

– Много вещей совпали. Ты была как яркий свет в темной комнате, – медленно сказал я. – Казалось невозможным, что у тебя есть всего несколько минут. Потом я увидел твои цепочки слов и понял, что был прав.

– Мой папа говорил, что я могу осветить любую комнату. – Ее глаза наполнились слезами. – Ты знал, что они ушли?

– Да.

– Но ты не сказал мне. Никто мне не сказал. И я все спрашивала и спрашивала…

– Нам приказали н-н-не…

«Дерьмо».

Она нахмурилась, изучая меня.

– Тебе холодно?

– У меня заикание. Вылезает, когда я волнуюсь. Или злюсь.

Воспоминание осветило небесно-голубые глаза.

– Точно. Я помню.

Я напрягся. Пятиминутная Тея не возражала против заикания. Но реальная Тея…

«Ты совсем ее не знаешь, – сказала Дорис. – Познакомь ее со своим худшим качеством…»

– Ты волнуешься? – спросила Тея.

– Немного. Думаю, сколько ты пытаешься всего осознать. Боюсь, что ляпну не то. Или что не смогу сказать ничего, что стоит услышать.

Тея обдумала это, затем кивнула.

– Черт возьми, как я устала. – Она сунула руку в мою и положила голову мне на плечо. – Ну заикаешься ты, подумаешь. А у меня повреждение мозга.

– Хвастунья.

Она скользнула щекой по моему рукаву и посмотрела на меня.

– Ты просто завидуешь. Мои вечеринки жалости к себе гораздо более эпичны, чем твои.

– Да ладно? На моих есть диджей, который не играет ничего, кроме «Everybody Hurts».

– А у меня есть пирожные с… орехами.

Я усмехнулся.

– Ты победила.

– Мне все равно, если у тебя заикание, просто не уходи, не молчи, Джимми.

– Постараюсь, мисс Хьюз.

Тея вскинулась с широко раскрытыми глазами.

– Боже мой, Джеймс… как твое второе имя?

– Майкл.

– Боже мой, Джеймс Майкл Уилан, зови меня Теей, или я тебя убью.

Я рассмеялся.

– Это против правил.

Тея откинулась на мое плечо.

– На хрен правила.

Я улыбнулся. «И тебя на хрен, Дорис. – Я мысленно показал своей бывшей приемной матери средний палец. – Тея именно такая, как я себе представлял».

– Ты можешь звать меня по имени, потому что я тебя знаю, – сказала Тея. – Мы знакомы. Мы друзья, помнишь?

– Помню.