ПЯТЬ НОЧЕЙ (СИ)

Если искать иголку в стоге сена, то надо хотя бы знать, в какой копне. Хотелось заорать во всю глотку «Кира!», да уж больно тишина красивая! И я, вслушиваясь в её неровную ткань, побрёл к ближайшему соломенному изваянию. Обошёл – пусто. Направился ко второму, третьему. Ничего. Не копны, а напёрстки какие-то. Хоть бы хлебных крошек накидала, что ли. Пришлось встать в центр какой-то жижи и отчаянно размахивать руками, типа «Помогите, тону». Через некоторое время помощь не подоспела, и я почти шёпотом позвал:

– Кира.

Никто не откликнулся. Позвал ещё раз, уже громче. А потом и совсем обнаглел.

– Эй! – отозвалось откуда-то издалека.

Я повращал головой на 360 градусов – никого.

– Эй! – теперь сверху позвал голос.

Да ну! Воду из ушей надо вылить. Я запрыгал, наклонив голову. На одной ноге, на другой, вода побулькала и сбежала. Выглядел, наверно, как дебил, играющий в классики на школьной перемене. Осталось только руку поднять.

Смех кольнул меня в опорожнённые уши и смешался с протяжным зовом:

– Ё-ж-ик.

Не смешно, подумал, я оглядываясь. Осталось только светлячка на кол насадить и идти искать медвежонка. Хотя чем я не ёжик? Спустил свой гордый флаг, упал в реку и надеюсь незаметно проплыть мимо невзгод и несчастий²⁷. Только вода какая-то стоячая, затхлая, никуда не течёт. И проблемы никуда не ушли, и будущее не зовёт. Жизнь – серая, как будто две полосы смешались. Да, может, пора уже и выбираться…

– Ё-ж-ик! – позвала меня Кира, размахивая кофтой на высоченном стогу.

Я рассмеялся: ты хотя бы из лужи выберись.

Приблизившись к золотистому исполину, я не нашёл ни лестницы, ни кнопки от лифта и, задрав голову, заорал, будто звуку тяжело было карабкаться по вертикальной стене.

– Эй! Кира! Ты что там забыла? Спускайся.

Над соломенным парапетом появилась голова.

– Отсюда рассвет лучше видать. Залазь. С той стороны есть уступы, по ним можно забраться, – весело ответила Кира, указывая рукой мне путь.

Пару раз скатившись с соломенной горки, чертыхаясь, отплёвываясь, под уморительный смех Киры, я всё же забрался на вершину горы и, чуть отдышавшись, плюхнулся рядом с ней. Поворочался с боку на бок, поёрзал, пытаясь устроиться на гигантском ортопедическом матрасе, и в конце концов не выдержал:

– Ну, ты место нашла! Сырость, солома колючая, жуки всякие пристают. А тебе хоть бы хны. Ты и по жизни так шагаешь?

– А я не обращаю внимания. Просто иду дальше. У каждой напасти свой срок жизни, и я их просто переживаю, – с будничной простотой ответила Кира.

Я скептически покачал головой. Постепенно стало уютней. Матрас принял форму тела, под голову лёг Кирин рюкзак, а её голова устроилась на моём плече. Не то что бы она прижалась, нет. Её голова просто нашла подушку. Но это же всё-таки моё плечо. Я разомлел от тёплых мыслей, закрыл глаза, и мне почудилось, что я уже был на этом сеновале, в этот утренний час, и что девушка, устроившаяся рядом, сейчас начнёт щекотать меня соломинкой.

Я заулыбался своему предвидению и, нарушая череду событий, зарылся в стог.

– Ты что делаешь? От мух, что ли, прячешься? – хихикнула Кира, стряхивая солому с моего лица, – ты так всю красоту пропустишь.

– А на что тут смотреть-то? Звёздно-полосатым небо уже вряд ли будет.

– Дурачок, – усмехнулась Кира, – какие звёзды? Уже рассвет. Вон туда смотри.

Она вытянула руку, окунув кончики пальцев в алый ореол восходящего солнца. Словно дождавшись сигнала, всплыло оранжевое яблоко, покатилось вверх по дуге, раскаляя голубизну, и взорвалось нестерпимым светом и силой.

– Ни хрена ж себе! – на мгновение мне показалось, что каждая живая тварь на планете смотрит в ту сторону.

Конечно, это было не так. С противоположной стороны уступов затрещала солома, стог покачнулся, и появился Макар.

– Что я пропустил? – бодро спросил он.

– Рассвет, – с мягким сочувствием ответила Кира.

– Не переживай, дружище, – довольный собой произнес я, – Украина хоть и живет по Московскому времени, рассвет там ещё не наступил.

– Идёт, братцы. Следующий рассвет будем на Дону встречать. Там природа такая! Прямо за душу берёт! Тропинки, сыроежки, роднички. А рассвет так полыхает! – Макар мечтательно зажмурился: – Жизнью наполняешься.

– Без вопросов. Только не завтра, – зная лёгкую на подъём натуру своего друга, согласился я.

Макар растянулся рядом с Кирой, и мы стали смотреть на перекрашивающееся небо, на подпаленные верхушки рощ, на всякую вылезающую, вылетающую живность. Мир вокруг загалдел, наполнился яркими цветами – ожил.

– Да, теперь Русский мир только в деревне обитает, – ухмыльнулся Макар.

– А в городе что? – спросила Кира, не сводя глаз с белки на ветке ёлки. Зверёк двигался так порывисто и сумбурно, что, казалось, природа просто перелистывает картинки.

– А в городе его иностранными билбордами заклеили.

– А что для тебя Русский мир, Макар? – Кира оставила чокнутое животное и пристально посмотрела на Макара.

– Да хрен его знает. Ты лучше журналиста спроси.

Кира перевела взгляд на меня. Я молчал, перебирая в голове множество неправдоподобных ответов.

– Макар прав. Хрен его знает.