Впрочем, жизнь сложилась так, что однажды утром Брайану внезапно пришлось уехать, и он неохотно передал мне бразды правления. К счастью, у Гарри как раз выдался хороший день. Конечно, хорошим его можно было назвать с большой натяжкой, но во всяком случае, Гарри не спал и мог немного поговорить со мной.
По его требованию я подробно рассказала ему о походе. Он расспросил и про моих спутников, и про то, заметили ли мы в себе какие-то положительные изменения.
«А что ты делаешь на этой неделе, Бронни? – спросил он слабеющим голосом. – Сколько времени ты выделишь на общение с друзьями? Это все, что я хочу знать». Я рассмеялась его упорству и пообещала, что непременно встречусь с друзьями, а сейчас хочу провести время с ним, который мне тоже друг.
«Этого недостаточно, моя дорогая девочка. Ты, наверное, уже поняла, что должна находить время и на себя саму. Найди равновесие и регулярно проводи время с друзьями. Делай это для себя, а не для них. Мы нуждаемся в друзьях», – Гарри смотрел на меня строго, как будто предостерегая, но мы оба знали, что за его словами стоит любовь и забота.
Он был прав. Мне нужно было регулярно находить время на встречи с друзьями, а не работать по двенадцать часов и надеяться все успеть когда-нибудь потом. Хотя я очень любила свою работу и иногда от души смеялась с пациентами и их родными, мир, в котором я жила, был довольно печальным. Чтобы постоянно быть рядом с умирающими людьми и их убитыми горем семьями, нужно было регулярно восстанавливать силы за легким и приятным общением с друзьями. В моей жизни не хватало радости, и только сейчас я смогла признаться себе в этом.
– Вы правы, Гарри, – согласилась я. Он улыбнулся и протянул ко мне руки. Я наклонилась к нему, и мы обнялись.
– Дело не только в том, чтобы не растерять друзей, милая девочка. Нужно еще и наслаждаться их обществом, как прекрасным даром. Ты же понимаешь это? – спросил он.
Кивнув, я ответила:
– Да, Гарри. Я понимаю.
Вскоре он уснул, а я осталась размышлять о его метких словах.
Гарри умер тихо и незаметно, во сне, несколько дней спустя. Одна из дочерей позвонила, чтобы рассказать мне об этом и поблагодарить. Я искренне ответила, что Гарри дал мне очень многое и я была счастлива нашему знакомству.
«Позволь себе роскошь проводить время с друзьями», – его слова до сих пор стоят у меня в ушах. Слова этого чудесного человека с мохнатыми бровями, красным лицом и широкой улыбкой живы по сей день.
Пятое сожаление
Жаль, что я не позволяла себе быть счастливей
Розмари занимала высокую должность в огромной международной корпорации. Для того времени это было неслыханно: она взлетела по карьерной лестнице задолго до того, как женщины стали занимать руководящие посты. К сожалению, до этого Розмари жила по законам общества, принятым в ее время, и вышла замуж очень рано. Брак оказался неудачным, и ей часто приходилось терпеть брань, оскорбления и побои. Когда однажды муж избил ее до полусмерти, она поняла, что пора спасаться.
Хотя избиения были уважительным поводом расторгнуть брак, развод в те дни считался чем-то скандальным. Чтобы уберечь репутацию семьи в родном городе, где их все знали, Розмари уехала оттуда и начала все сначала.
Жизнь ожесточила ее сердце и образ мыслей. Благодаря своему успеху в мире мужчин она обрела уверенность в себе и уважение семьи. Строить новую семью ей даже в голову не приходило. Вместо этого Розмари принялась со свирепой решимостью строить карьеру. Благодаря острому уму и невероятному трудолюбию она стала первой женщиной в своем штате, занявшей столь высокую должность.
Розмари всю жизнь раздавала другим приказания и получала удовольствие от своей власти и жесткой манеры поведения. Теперь она в этой же манере обращалась с сиделками. Розмари меняла их одну за другой, вечно недовольная, пока не появилась я. Я ей понравилась, потому что когда-то работала в банке, а это в ее глазах гарантировало, что я не дура. Мне, безусловно, этот ход мыслей был не близок, но я решила, что Розмари может думать обо мне все, что ей угодно, – в конце концов, ей было далеко за восемьдесят и она была смертельно больна. И вот Розмари решила, что хочет сделать меня своей основной сиделкой.
По утрам с ней бывало особенно тяжело, она ко всему придиралась и постоянно меня шпыняла. Сначала я терпела, но знала, что рано или поздно этому поведению придется положить конец. В один прекрасный день, когда у Розмари было особенно противное настроение и она осыпала меня колкостями, я выставила ей ультиматум: или она станет ко мне добрей, или я увольняюсь. В ответ она закричала, чтобы я убиралась прочь из ее дома, добавив еще несколько нелестных эпитетов – все это сидя на краешке кровати.
Пока она кричала, я подошла к ней и тоже села на кровать.
– Давай, убирайся! Проваливай! – вопила она, указывая мне на дверь. Я просто сидела рядом и смотрела на нее, мысленно посылая ей свою любовь, дожидаясь, пока она успокоится. Наконец, наступила тишина. Мы обе еще немного посидели в молчании.