Пять поэм

В Хаварнак однажды прибыл из степей Бахрам,
Предался отдохновенью, лени и пирам.

По бесчисленным покоям как-то он блуждал,

Дверь закрытую в проходе узком увидал.

Он ее дотоль не видел и не знал о ней;

Не входил в ту дверь старейший царский казначей.

Тут не медля ключ от двери шах у слуг спросил.

Ключник ветхий появился, ключ ему вручил.

Шах открыл и стал на месте — сильно изумлен;

Будто бы сокровищницу там увидел он.

Дивной живописью взоры привлекал покой.

Сам Симнар его украсил вещею рукой.

Как живые, семь красавиц смотрят со стены.

Как зовут, под каждой надпись, из какой страны.

Вот Фурак, дочь магараджи[290]

, чьи глаза черны,Словно мрак, и лик прекрасней солнца и луны.

Вот китайского хакана дочерь — Ягманаз,—

Зависть лучших дев Китая и твоих, Тараз.

Назпери — ее родитель хорезмийский шах.

Шаг ее как куропатки окрыленный шаг.

В одеянии румийском, прелести полна,

Насринуш идет за нею — русская княжна.[291]

Вот магрибского владыки дочь Азариюн,

Словно утреннее солнце девы облик юн.

Дочь царей румийских — диво сердца и ума,

Счастье льет, сама счастлива, имя ей — Хума.

Дочь из рода Кей-Кавуса[292]

, ясная душойДурасти — нежна, как пальма, и павлин красой.

Этих семерых красавиц сам изобразил

Маг Симнар и всех в едином круге заключил.

А посередине круга — будто окружен

Скорлупой орех — красивый был изображен

Славный витязь. Бирюзовым осенен венцом,

Он блистал, как солнце утра, молодым лицом.

Словно кипарис, он строен, с гордой головой.

Взгляд горит величьем духа, ясный и живой.

Семь кумиров устремили взгляды на него,

Словно дань ему платили сердца своего.

Он же ласковой улыбкой отвечает им,

Каждою и всеми вместе без ума любим.

А над ним Бахрама имя мастер начертал.

И Бахрам, себя узнавши, надпись прочитал.

Это было предсказанье, речь семи светил[293]

:«В год, когда воспрянет в славе витязь, полный сил,—

Он добудет семь царевен из семи краев,

Семь бесценных, несравненных, чистых жемчугов.

Я не сеял этих зерен, в руки их не брал;

Что мне звезды рассказали, то и написал».

И любовь к семи прекрасным девам день за днем

Понемногу овладела молодым царем.

Кобылицы в пору течки, буйный жеребец —

Семь невест и льву подобный юный удалец.

Как же страстному желанью тут не возрастать,

Как же требованьям страсти тут противостать?

Рад Бахрам был предсказанью звездному тому,

Хоть оно пересекало в жизни путь ему.

Но зато определяло жизнь и вдаль вело,

Исполнением желаний дух его влекло.

Все, что нас надеждой крепкой в жизни одарит,

Силу духа в человеке удесятерит.

Вышел прочь Бахрам, и слугам дал такой наказ:

«Если в эту дверь заглянет кто-нибудь из вас,

Света солнечного больше не видать тому:

С плеч ему я без пощады голову сниму».

Стражи, слуги, и вельможи, и никто другой

Даже заглянуть не смели в тайный тот покой.

Только ночь прольет прохладу людям и зверям,

Взяв ключи, Бахрам к заветным подходил дверям,

Отпирал благоговейно и, как в рай, вступал:

Молча семь изображений дивных созерцал.

Словно жаждущий, смотрелся в чистый водоем.

И, желаньем утомленный, забывался сном,

Вне дворца ловитвой вольной щах был увлечен,

Во дворце же утешался живописью он.