Пять поэм

В вечном беге желают всё нового дни,
Всё наставника нового ищут они,

Песни прежние слушают чуть ли не с гневом,
Благосклонны они только к новым напевам.

Время — кукольник: сдвинув завес пелену,
Преподносит народам он куклу одну.

И, глядишь, чародей этой лучшей из кукол
Всех взирающих души уже убаюкал.

Дни идут, вся истрепана кукла, — и вот
Из-за ткани волшебник другую берет.

Время, вечно вращаясь, все новые сказы
Одевает в парчу, и в шелка, и в алмазы.

Поглядите! Под пальцами ловкой руки
Все иные, иные пестреют венки.

Коль каменья одни станут дымкой одеты,
То из копи другие берут самоцветы.

Но навеки — мой сказ не напрасно возник —
У невесты моей будет розовый лик.

Хоть от книги моей вы не этого ждали,
Я иное сказать захотел бы едва ли.

Был в коне моем яростном бурный огонь,
Но отныне обуздан мой огненный конь.

Все вам в дар принесу. Принести лишь не в силах
Одного: юных дней — миновавших и милых!

Под юнцом — на коне все подковы в огне,
Старики — на огонь их кладут[444] при луне.

Если в жарком огне треснет зеркало, брони
В том огне закаляй, позабыв об уроне.

Всем, в созданье былин проводящим года,
Помощь ангел дает. Это было всегда.

В дни, которые знал я на этом привале,
Сотни сказов раздумье во мне вызывали.

И внимал я певцу, что в ночной тишине
Свиток древних сказаний развертывал мне.

Но благого певца[445] дали времени скрыли.
С ним и я замолчал, все оставил я были.

И внимавший сказаньям исчез оттого,
Что конец обрело дело жизни его.

Шах Арслан[446], утомясь, лег на вечное ложе.
И рассказы свои мне вести для чего же?

Иль молчанье мое мне поможет пресечь
Новый шах и вернет мне бывалую речь?

Сколько бед на пути! Где искать мне защиты?
Тело слабнет мое, увядают ланиты.

Мысли бурей встают. Как мне их превозмочь?
У дверей почивальни зловещая ночь.

Ночь мрачней, чем печали томительный голос.
Мой мучителен путь, путь мой тоньше, чем волос.

Как же в страшную ночь быть на этом пути?
Как же в сумраке этом колодезь найти?

Башня стража[447] закрыта завесою черной.
Стража давит, как слон, мрак и злой и упорный.

Лишь газели вверху в черной светятся мгле.
Только мускуса мгла растеклась по земле.

Мотылек! Нет свечи у него на примете.
Да и где мотылек? Позабыл он о свете.

В ночь такую держал я в руке черновик;
Ночи был он черней, и над ним я поник.

В море мглы я нырял, лучших жаждал жемчужин,
Этот жемчуг — он мой! А вот этот — не нужен!

Ночи треть миновала. И долго текла
Эта ночь, и дышала безмолвная мгла

Задержала судьба все свои повеленья.
Петухи замолчали. Ища утоленья,

Кудри ночи поймав, взор вперяя во тьму,
Семицветную ткань ткал я в тесном дому,

Из нутра синевы, как во время былое
Сам Иса, брал я синее, брал золотое.