Меня подхватывают на руки, и пересаживает на колени, а я уже без стеснения реву, некрасиво размазывая слезы по щекам. Меня баюкают и качают, нашептывая милости и нежности, от чего мне еще горше хочется плакать. Грег гладит меня по спине, нежно проводя пальцами по позвонкам, и я чувствую через тонкую ткань платья его горячие пальцы. Они вырисовывают витиеватые узоры, опаляют кожу. Хочется чувствовать их кожей, а ткань начинает раздражать.
От слез не осталось и следа, они высохли и дыхание сбивается от возбуждения. Я поднимаю глаза на Грега, и вижу ответное возбуждение в его глазах. Он резко хватает руками мое лицо, заключая его в плен и целует, жадно, страстно, выбивая весь воздух из легких и все мысли из мозга.
Его руки спешными движениями шарят по телу, они везде, а мне этого мало. Я сама тянусь к мужчине, сама тяну его за ворот рубашки, сама впиваюсь в теплые губы. Хочу выпить его всего, всю страсть, что плещется в его глазах, все эмоции, которым он не дает волю.
Ласки на грани, на надрыве. Мое платье собрано на талии, а я уже оседлала колени Грега, сама судорожно, дрожащими пальцами стараюсь расстегнуть его рубашку. Пуговицы не поддаются, а я готова плакать от раздражения и злости на эту глупую одежду, которая не дает нам прикасаться кожа к коже. Любить друг друга, до хрипа, до дрожи в коленках.
Я ищу его обнаженную кожу руками, губами. Целую и прикусываю на шее, спуская ниже. Обвожу языком орел соска, глажу руками его литую грудь, спускаюсь ниже. Когда моя рука легла на выпирающий бугор в брюках, Грег судорожно выдохнул, и опустил свою руку сверху.
Я замерла, а мужчина крепко прижал меня к себе, стараясь взять себя в руки, выровнять дыхание.
— Нельзя, малыш, пока нельзя. Прости, — я взлетаю как фурия с его колен. В груди стоит обида, подкатывая противным комом к горлу.
Дориан сбежал, отказался от меня, теперь еще и Грег отталкивает меня. Я хочу крушить, ломать, бить. Всплеск ярости, сменяется обидой. Эти эмоциональные качели выматывают.
Грег встает и пытается поправить одежду, сначала на себе, потом тянет руки, чтобы привести в порядок и мое платье. А меня это бесит еще сильнее, оттолкнув его руки, я убегаю к себе.
С размаху плюхнувшись на кровать, я рыдаю в подушку. Обида, в душе одна обида и жалость к себе. Я лелею ее и пестую, смакуя свою несчастную судьбу.
Понемногу истерика утихает, и из истерички я снова превращаюсь в нормального человека, который может адекватно воспринимать ситуацию. И недавняя реакция кажется мне дикостью. Я ведь никогда не была такой истеричной, взбалмошной, непоследовательной.
Не понимаю свое состояние, оно меня пугает. Собравшись с мыслями, сходила, умылась, привела платье в порядок. И вот уже ничего не напоминало безумство, что я устроила каким-то часом ранее.
Спустившись вниз, я застала своих женихов в полном составе. О причине их сбора можно было не спрашивать. Каждый из них посчитал своим долгом сочувственно на меня посмотреть, а я готова провалиться под землю. Только Хьюго порывался подойти ко мне, но его остановил хмурый взгляд Грега, который пригвоздил его к месту. Я прошла к столу и села в кресло, положив руки на столешницу. Сцепив пальцы, я окинула взглядом каждого из женихов, и вот только я хотела спросить, к чему они договорились, как в гостиную зашел жрец.
— О-о-о-о, вижу, вы уже все собрались, — с каким-то нездоровым энтузиазмом начал он.
— Да, мы ждали вас, — как обычно Грег был главным среди женихов, вел разговор от нашего имени.
— Расскажите, про сон, — просит жрец, и Грег быстро, сухо, по существу рассказывает о моем ночном сне, и о том, что они подозревают, что Дориан сбежал.
Выслушав и многозначительно покивав головой, жрец встал и направился к выходу, ничего не сказав нам.
Я опешила от такого исхода разговора.
— Куда же вы? — спохватился нетерпеливый Хьюго.
— Здесь не о чем говорить. Я думаю, вы все поняли, что Дориан хотел разорвать связь избранных, но Марианна не отпустила его. Так что дело времени, когда он вернется, — проговорил жрец, остановившись в дверном проеме комнаты.
— Но где нам его искать? — озадаченно интересуется Грег.
— Полагаю, что не позднее, чем завтра он сам приползет сюда, если жить захочет, — продолжил жрец, и уже собирался покинуть комнату, когда я вмешалась в разговор.
— Что значит, приползет? Ему угрожает опасность? Он в беде? — я не на шутку испугалась. Беспокойство взяло верх над обидой, и я готова бежать и спасать моего горе жениха.
— Такой обряд выкачал из него всю магию, и если он захочет жить, то вернется, а если не вернется, значит, так тому и быть, — философски изрекает жрец и все же покидает комнату.
Мы все остаемся на местах в тишине. Никто не хочет озвучивать мысль, пульсирующую в голове: «Он скорее умрет от магического истощения, чем вернется».
— Грег, его надо найти. У тебя же остались какие-то связи, умоляю. Его надо найти, его надо спасти, — слезы застилают глаза. В сердце поселилась паника и страх.