Пять шагов навстречу (СИ)

Мямлю что-то нерешительное в ответ. Я не знаю, что делать. В голове каша и в ближайшее время я не знаю, как разобрать то, что творится в сознании. Не иначе, как третья мировая. Мама что-то спрашивает, но её вопрос, словно где-то за пределами моего понимания и осознания. Она снова задаёт вопрос. На этот раз встряхиваю головой и перестаю смотреть в стену напротив.

— Прости, мам, я снова не расслышала.

— Как провела Рождество? — улыбчиво и в то же время понимающе, интересуется она.

— Оно… было намного лучше прежних. Одно из лучших. Я была с семьей Мэйсона. Его сестра выходит замуж.

— Какая чудесная новость, она старше его?

— Она его близнец, мам. Ещё у них есть младший брат.

— И как они тебя принимают?

— Хорошо, — улыбаюсь я, вспоминая моменты, когда смеялась с мамой Мэйсона и Мэди. Как готовила с ними или просто обсуждала девчачьи штучки. Таких разговоров слишком давно не было в моей жизни. Добавляю к ответу: — Ему повезло с семьей.

— Говоришь так, как будто тебе не повезло, — смеётся мама.

— Не правда, я люблю тебя. Вы всегда были для меня на первом месте.

— Были?

— Были и будете, — исправляю я.

Чувствую мамину улыбку и понимаю, о чём она думает в эту секунду: мы обе знаем, что есть ещё один человек, который по счастливой случайности и неслыханной удаче разделил этот пьедестал. Конечно, дело в Мэйсоне. Он присутствует в моей жизни, плотно засев во всевозможных уголках: душе, сердце, голове, памяти, желаниях. Абсолютно везде.

— Я не знаю, как ты воспримешь мои слова, — говорит мама. — Я не жду тебя там, Трикси. Пойми меня правильно, я хочу видеть тебя, хочу быть рядом, но если буду знать, что ты счастлива где-то вдали, то для меня это важнее.

— Я хочу быть там, мам.

— Это твоё решение, я не в праве ему препятствовать.

На заднем плане начинаются разговоры, и я сразу понимаю, что сейчас связь оборвётся. Мне нужно так много сказать, но когда дело доходит до разговора, все мысли вдруг теряются, и на линии повисает неловкое молчание. Каждый раз, когда звонит мама, тоска по ней лишь усугубляется. Каждый раз я хочу спросить, не думала ли она вернуться, оставить службу в прошлом. И каждый проклятый раз у меня не поворачивается язык завести данную тему. Тем более сейчас, когда кто-то появился. Судя по голосу, она счастлива как никогда за всё то время, после гибели папы. Она не может препятствовать моему решению, я же не могу лишать её чего-то нового.

— Я позвоню, как только смогу, — сообщает мама. — Люблю тебя.

— Я люблю тебя… — говорю я, но звонок обрывается.

Я даже не могу попрощаться с ней, о каком разговоре может быть речь? Обрывки фраз и всё только по делу. Сегодня нам позволили невиданную роскошь в виде семи минут. Из-за недосказанности, давит виски, мне нужно хоть что-нибудь ещё. Но это максимум.

Притягиваю соседнюю подушку и, утыкаясь в неё, позволяю пролиться очередным слезам, которыми завершаются наши короткие разговоры. В свои двадцать три я не знаю, что это — просто поговорить с мамой. Не торопясь. Не спеша. Не по делу. Не самое важное. А там, где у нас нет временных рамок, нет нужды скакать с темы на тему, чтобы выложить всё предельно доходчиво. Там, где мы можем помолчать, чтобы снова заговорить. Смешно, ведь я даже не претендую на физический контакт. Просить объятий человека, который может дать их практически раз в год, а если удачно, то два, — глупо. Моя жизнь соткана из отрывков.

Притягательные поцелуи ползут по лопатке к шее, пробуждая каждую клеточку моментально взбодриться и отозваться на ласку. Остаюсь с закрытыми глазами, улыбаясь пробуждению, которое создаёт Мэйсон. Но суровая реальность настигает неожиданно, проясняя туман в голове. Разговор с мамой мгновенно рубит на корню, а горечь появляется в горле. Хочется завыть, но вместе с этим, разрыдаться из-за отчаянья. Я ненавижу своё тело за то, что так легко околдовывается и повинуется Мэйсону. Ненавижу себя за то, что должна сказать и сделать. Ненавижу себя за то, что влюбилась и полюбила. Полностью отдалась сердцем, душой и телом. Каждой клеточкой и частью себя.

Неожиданный словесный понос подступает слишком быстро.

— Я должна уехать.

— Хорошо, — томно соглашается парень, продолжая дурманить касанием губ.

— Я должна уехать к маме.

— Я могу довезти.

— Ты не понимаешь. Я должна улететь.

— Я понял, — шепчет он, а я давлюсь воздухом и словами, застревающими поперёк горла, но проскальзывающим наружу.

— Я должна улететь. Маму переводят.

Как только слова слетают с губ, Мэйсон застывает. Напряжение его тела и настроение чувствуются как никогда ранее. Как будто я вдруг слилась с ним в одного человека и теперь делю одно на двоих. Он больше не оставляет дорожки поцелуев. Кажется, он даже не дышит, либо я перестала что-либо чувствовать, как только это сказала.

Мэйсон больше не нависает надо мной. Он полностью отстранился, а следом поднялся с кровати.

— Должна улететь, — с парализующей хрипотой в голосе, повторяет он.

— Да, — выдыхаю я, медленно поворачиваясь в его сторону.

— Зачем?

— Маму переводят в Миннесоту, я должна подать документы на перевод.