Пять шагов по облакам

Ничего она не забыла, это невозможно забыть!..

— Тогда почему у тебя истерика? Я не понимаю. Если хочешь делать аборт, делай, но я бы тебе не советовала. Все-таки ты не девочка уже, и наступит ли новая беременность, неизвестно. Я бы советовала тебе рожать. — И она снова нацелилась на свою ручку, чтобы продолжать писать.

Мелисса смотрела на нее и медленно, очень медленно осознавала масштаб случившегося.

Вряд ли врачиха ее обманывает. Вряд ли она ошибается. Вряд ли ошибаются все — и тест, и врачиха, и она сама, потому что в последний месяц с ней явно творилось что-то странное. Она, конечно, о ребенке и не думала, потому что знала, что «этого не может быть», но вдруг есть?!

Вдруг?!.

— Поверь мне, — опять начала врачиха, — никогда не будет подходящего времени. Всегда будут несделанные дела, нерешенные вопросы и упущенные воз можности. Никто не собирается рожать детей сейчас, но все собираются годика через два или три. Но если ребенок уже есть, имеет ли смысл от него избавляться?!

— Избавляться?! — вскричала Мелисса. — Да что вы такое говорите?! Да как вы могли подумать?! Да я ни за что!.. Никогда!..

Тут ей померещилось, что сейчас, в этом кабинете, ее опять заставят сделать аборт, и она вскочила, метнулась к двери и выбежала бы, если бы врачиха ее не удержала.

— Тю-ю! Прыткая какая! Ку-уда! А ну, сядь! Сядь, кому говорю!

Мелисса отрицательно помотала головой, держась за дверную ручку.

— Тебе, девушка, лечиться нужно, — строго сказала врачиха. — У невропатолога. Курс пройти. А то ребеночек выйдет нервный! Ты что?..

При слове «ребеночек» Мелисса присмирела, посмотрела на открытую дверь, тихонько притворила ее и вернулась на стул. И улыбнулась.

— У меня ведь не может быть детей, — тихо сказала она. — Если у вас карточка, в ней должно быть написано.

— У меня карточка десятилетней давности, повторяю. За десять лет что угодно могло произойти!

— Но мне сказали — никаких надежд!

— Да мало ли что тебе сказали! — фыркнула врачиха. — Сказали ей! Кто тебе сказал, господь бог?! Только он знает, есть надежда или нет ее, а кроме него, разве кто-нибудь что-нибудь знает?!

Сознание как будто по капле впитывало новость, в которую Мелисса до конца еще не поверила. Капли падали, губка намокала, вот-вот промокнет совсем, и капли опять польются наружу, и придется смахивать их с плексигласа, которым был накрыт стол и календарь со снегирем.

— Значит, вот тебе направления на анализы, все сделаешь и придешь. Или ты в платную теперь пойдешь?

Теперь ей нужно срочно идти к Василию, и больше никуда ей идти не нужно!

— Анализами не пренебрегай, ты не девочка, тебе нужно будет за собой последить. Вот и вот. Кровь сдашь натощак. Ну, а если в платную хочешь, то и скатертью дорога! Может, оно и лучше, потому что у нас народу всегда много, это сегодня ты так удачно попала. — Врачиха положила перед ней исписанные листки, подумала и спросила: — Так я и не поняла, ты рада или не рада?

Мелисса посмотрела на нее. Потрясение оказалось слишком сильным, и говорить ей было сложно.

— Я и сама не знаю, — призналась она. — Я… не ожидала.

— Так, — то ли согласилась, то ли не согласилась врачиха. — Ну, значит, ты рада. Будем так считать. Книжку-то подпишешь мне? Ох, нравятся мне твои книжки! Мы всей поликлиникой читаем! Новую когда ждать?

Мелисса нацепила на лицо улыбку, которая означала «даешь знаменитость». Улыбка вышла кривоватой, но все же кое-как получилась.

У нее будет ребенок?! У нее?! Маленький, теплый, пахнущий чистотой, требовательный, орущий, сморщенный, красный — ее собственный?!

— Новая книжка будет в конце месяца, — отрапортовала она и перестала улыбаться улыбкой знаменитости. — Давайте скорее, я подпишу! Конечно, подпишу, Галина Дмитриевна!

— Ого! Ты даже знаешь, как меня зовут!

Мелисса выхватила из сумки ручку, Васькин подарок, уронила кошелек, полезла за ним под стол и оттуда, из-под стола, спросила еще раз, не выдержала:

— А вы точно не ошибаетесь?

— Я сорок лет работаю, — отрезала врачиха. — Я не ошибаюсь.

— Точно?!

— Подписывай! — прикрикнула та. — Муж скоро приедет! И не психуй так, это нехорошо. И для тебя нехорошо, и для ребенка. И если куришь, бросай, придется пока воздержаться.

Мелисса вышла из поликлиники в тепло и ровный закатный свет летнего вечера и влезла в свою машину.

Она не будет психовать, это нехорошо для нее и для ее ребенка!..

Она опустила козырек и посмотрелась в маленькое зеркальце, приклеенное с той стороны. В зеркале отразилась она сама, такая же, как всегда, только бледная немного. Мелисса повернулась сначала правой стороной, а потом левой, и еще посмотрела. Нет, ничего особенного. Ни на лбу, ни на щеках у нее не было написано, что она теперь ждет ребенка.

Мелисса вернула козырек на место, посмотрела прямо перед собой, повертела головой, а потом осторожно опустила глаза вниз.

Живот, а на животе майка. Тоже, в общем-то, ничего особенного.

Глаза начали косить от напряжения.

Не может быть, чтобы там, под майкой, внутри нее был ребенок. Ее собственный ребенок, непонятно откуда там взявшийся.

Нет, в теории понятно, а головой — не осознать.