Пять столетий тайной войны

Якобитство превращалось в удобное политическое знамя для жестоко Листавшихся ирландских католиков, а также для значительной части населения Шотландии, которая выступала против унии с Англией и поэтому особенно подчеркивала свою лояльность по отношению к «национальной» шотландской династии Стюартов. В Англии якобитскими стали круги крайней дворянской реакции. Однако в отдельные моменты в якобитские гона окрашивались недовольство джентри засильем в правительстве вигской земельной и денежной аристократии, увеличением налогов в связи с длительными войнами, а также некоторые формы социального протеста самых различных слоев населения.

Подавление якобитских восстаний и заговоров якобитского подполья, растянувшееся более чем на полвека, не было, таким образом, борьбой с заранее предопределенным исходом, как это представлялось некоторым историкам, писавшим через 100 лет после событий. Более того, эта борьба во многом, по крайней мере внешне, напоминала противоборство протестантской Англии в годы правления Елизаветы I с силами международной контрреформации. Ведь в заговоры были снова вовлечены держава, претендовавшая на господство в Европе, — на этот раз Франция Людовика XIV, папский престол и иезуиты. Но это отнюдь не было повторением в форме фарса былой трагедии — в ходе борьбы было пролито слишком много крови, чтобы преуменьшать ее размах и ожесточение. Было, конечно, одно отличие — в конце XVII в. и первой половине XVIII в. не существовало международного лагеря контрреформации, а после 1715 г. утратили реальность ч планы утверждения французской гегемонии в Европе. Однако якобитская хорта оказалась немаловажной в ходе англо-французской борьбы за торговое и колониальное преобладание.

На протяжении многих десятилетий после «славной революции» 11)88 г. одним из главных направлений деятельности английской секретной « службы была борьба против якобитства. Ресурсы якобитов, искусство их агентов часто крайне преувеличивались в Лондоне, и различные обстоятельства питали эту иллюзию.

Неправильно смешивать, как это нередко делается в исторической литературе, два вопроса — возможность реставрации абсолютизма и католицизма и вероятность возвращения Стюартов. Первое было попросту невозможно — процесс буржуазного развития Англии носил необратимый характер. Напротив, второе не было полностью исключено, но при одном непременном условии — политической капитуляции Якова II, а затем и его наследника перед силами нового строя. Даже Вильгельм III подумывал о компромиссе после смерти сына принцессы Анны — последнего из «законных» протестантских престолонаследников мужского пола. Вильгельм намекал, что его преемником мог бы стать сын Якова II в случае его обращения в протестантство. Однако Стюарты стремились к невозможному — восстановлению абсолютизма и католицизма — и в конечном счете не использовали единственного оставшегося у них шанса. Но это нельзя было с уверенностью предсказать заранее. К тому же надо учесть, что на протяжении ряда лет (особенно до мая 1692 г.) сохранялась возможность высадки крупной французской армии в Англии, где обычно имелось мало регулярных войск, равно как и во вновь завоеванной Ирландии и в Шотландии.

Демонстративное выражение «королем-солнцем» сочувствия изгнанному Якову II, предоставление в его распоряжение пышного Сен-Жерменского дворца и даже ежегодной пенсии в 600 тыс. ливров, однако, еще далеко не означали безоговорочную поддержку Людовиком планов якобитов. Во время своего короткого правления Яков II вовсе не проявил себя другом Франции, и его реставрация вряд ли многое сулила версальскому двору. Людовика скорее устроило бы восстановление Якова на престоле в Шотландии или Ирландии, что создало бы противовес Англии. И, во всяком случае, якобиты были полезным орудием для французской дипломатии как угроза для Англии, а в военное время — как средство отвлечения части английских военных сил с континента, где они были важной составной частью войск коалиции, противостоявшей Людовику XIV. В этой борьбе снова активизировалась английская секретная служба.

Один из первых якобитских заговоров был раскрыт по вине курьеров. Имеет ли их история романтический или комический характер, пусть решает читатель. А сводится она вкратце к следующему. Одним из этих курьеров был Уильям Фуллер, влюбленный во фрейлину королевы — жены Якова II. Однако клятвенные заверения агента, состоявшего на службе у Бентинка, оказались сильнее и чар придворной красавицы, и сладких речей католических патеров, поскольку Фуллер, перейдя на сторону правительства Вильгельма, заодно уж отрекся и от католичества.