Пять строф 21 века

в горизонте нет числа.

Серпантин

Уазик – это не машина,

Уазик – это альпинист,

ему подвластны гор вершины,

он, в общем, горный пианист.

Играет он на ваших нервах,

и тащит вас в адреналин,

на серпантине вечно первый,

а где-то вид речных долин.

А вы на круче, над обрывом,

Уазик тенет вас к снегам,

вам страшно очень до надрыва,

Уазик едет к берегам.

Да, да, не спорьте, водопады

зовут к себе – назло судьбе,

и капли их сродни петардам,

и на вершине вы в себе.

Уазик – это не машина,

Уазик – это альпинист,

ему подвластны гор вершины,

он, в общем, горный пианист.

Водопады

Газ – две шестерки – это что-то,

он любит дно речных долин,

он мчит по гальке, в брызгах кто-то,

и брызги в платьях балерин.

Такой машине мир подвластен,

что за вершинами течет,

вас потрясет до сладострастия,

но неизвестность – всех влечет.

Потом пойдете к водопадам,

по краю древности и грез,

где глубина веков – услада,

где мед, вино и шерсть из коз.

Какое таинство вселенной,

запрятано за суетой!

тут только не было в вас лени,

а впечатлений простой той!

Газ – две шестерки – это что-то,

он любит дно речных долин,

он мчит по гальке, в брызгах кто-то,

и брызги в платьях балерин.

Ривьера

Вечерний город взмыл в сиянье

своих безумств – в красе огней,

где карусельное сверкание,

всех видов красок и страстей.

И крики бурные бравурно

вращают карусельный мир,

потом билеты лягут в урны,

но страсти в парке – жизни пир.

Огни ночные, лица, тени

и полумрак ночных аллей!

Тут звери – куклы все же звери,

они из прошлого. Налей

себе немного местной страсти,

немного сказочных огней,

здесь люди ходят разной масти,

но вместе в сказке жизнь мудрей.

Вечерний город взмыл в сиянье

своих безумств – в красе огней,

где карусельное сверкание,

всех видов красок и страстей.

Городские тучи

Москва как горы вечно в тучах,

одни дожди и холода,

от серых буден очень скучно,

лишь не хватает летом льда!

Ау, кто свыше! Вы забыли,

что лето хмурое идет,

одна вода и нет уж пыли,

и осень летняя грядет.

Среди дождей бывали грозы,

и миги летнего тепла.

Дома стоят, как те утесы,

и тень от туч на них легла.

Москва столбит дорогу тучам,

она цепляет небеса,

она своей грядой могучей,

давно подмяла все леса.

И тот, кто свыше это видит,

и он бессильно шлет дожди.

Он город – горы не обидит,

погоду как у моря жди…

Расставанье

Неожиданно, непредвиденно,

не назойливо и с тоской

мы с тобой теперь не увидимся,

каждый сам себе доктор – сон.

Ты живи один. Я живу одна.

Солнце светит нам осторожное.

Мы в любви с тобой все прошли до дна,

счастье прошлого заморожено.

Ты прости меня. Я прощу тебя.

Жизнь от этого не изменится.

Мысли чуткие о любви скорбят,

неназойливо тихо светятся.

Не люблю тебя. Не хочу тебя.

Все, что пройдено, не вернется вновь.

Вспоминаю я, грусти не тая,

непредвиденно вдруг ушла любовь.

Ты пройди один стороной другой.

Ты уйди один среди солнца дня.

Увлечешься ты новою игрой.

Неожиданно ты забудь меня.

Проходит-уходит

Вот жизнь! Она идет, проходит

то мимо елей, то мимо пруда,

и каждый год, как сон уходит.

Зачем уходит? А потом куда?

Идет мужик своей дорогой

среди осенней красоты,

в день юбилея, стал он строгим,

его дорогой видел ты.

Он дед Мороз вполне отличный,

он дед, отец и даже муж,

рабочий стаж его приличный,

спасал от лени вечных груш.

А сей мужик великий тезка,

мечты поэтов прошлых лет,

и дочка с ним почти березка,

они вдвоем средь плат и дел.

Как хорошо всю жизнь трудиться!

Как хорошо всем танцевать.

А молодость ночами снится,

ее тихонько пролистать.

Мечтать не вредно

Музыка ворвалась в настроение,

вытесняя прежние мечты,

словно искра нового везения

навела на счастье мне мосты.

Декольте фривольно открывало

толику нежнейшей чистоты,

я волшебным звукам подпевала.

Где-то среди зрителей был ты.

Я сложила теплые ладошки,

поместив блестящий микрофон,

подпевала музыке немножко,

уловив невольно темп и тон.

Ярким вихрем я прошла по сцене,

шарф, закинув быстро на плечо.

Мир казался цирковой ареной,

акробаты выгнулись мячом.

Эх, мечты! Не я была на сцене,

и не ты сидел среди гостей.

Вечно плохо спится мне на сене

трав в подушке с запахом вестей.

Нелюбовь

Кто бы сомневался в нелюбви,

я теперь в тебе не сомневаюсь.

Полностью примолкли соловьи,

я тебе душою не покаюсь.

Надвигались жуткие мечты,

горько засыпало чувство мести,

жизнь сжималась в снежные пласты,

в голове примолкли тихо песни.

Так бывает грустно, ну хоть вой,

волки одинокие по лесу,

не найдут пристанище, покой,

отдавая чувство только бесу.

И во мне царил один покой,

словно я в снегу одна стояла,

словно бы настал всем чувствам сбой,

а я даже мысли не листала.

Сон – ни сон, но пресность бытия,

как-то изменила мою сущность,

не по мне два слова: быт и я,

надо бы добавить мыслей толщу.

Чепуха

Меня гнетет, меня влечет

от безысходности печали

в какой-то злой водоворот,

тобой забытого причала.

Я погибаю без любви,

тоска мои глодает кости.

Изнемогаю, позови!

Устала я от бывшей злости.

Не верю я в твои слова,

что ты мне бросил отвлеченно.

Пойми, есть новая глава,

а я тоскую обреченно.

Ты позови, ты оглянись,

иль подойди ко мне поближе.

Любимый, милый мой, вернись!

Я не хочу всю жизнь итожить.

Еще хочу, еще могу,

еще люблю, еще пророчу,