Пять строф 21 века

но немного в возрасте, и, что?

Ты еще дела все приумножишь,

ты еще красивая. Вот что!!!

Случайное счастье

В декабре вспоминаю, вздыхая,

теплый май и дождливые дни,

когда шли по прекрасному краю,

когда были вдвоем мы, одни.

Разливалась река под дождями,

заливая надежды и страх,

где тогда мы ходили с мечтами,

не предчувствуя собственный крах.

Берега улыбались игриво

и манили зеленой травой.

А мы шли мимо речки и виллы.

Ты волшебный был, чуточку свой.

Мои пятки сверкали и ноги.

Твои плечи светились в лучах.

Мы по кручам ходили пологим,

погибая от света в глазах.

Мы счастливые были случайно.

Я ходила с наивной мечтой,

что останемся вместе мы тайно,

что совсем невозможно с тобой.

Пустыня забот

Когда исчезли все мечты

беспрецедентно.

Когда совсем не нужен ты

эквивалентно.

На редкость грубые мазки

снуют по небу,

то бело – серые мостки,

и пруд без нерпы.

Болото в жизни часто вот,

когда все пусто.

Когда пустыня из забот,

но очень грустно.

Придумать надо что-то мне,

чтоб кровь струилась,

чтобы не думали: "А мнит,

всего добилась".

Совсем не так, иду вперед,

очки на вынос.

И что-то новое грядет,

в строке – невинность.

Лох

В судьбе вся кончилась недвижимость,

остались только лоха троны.

Осталась только чья-то видимость.

Звонки. Звонки. Тишь. Телефоны.

Кому поверить? Вроде некому.

Куда пойти? Увы, не знаю,

и промолчать, как – будто некогда,

и позабыть о чем мечтаю.

Потом все ищут, кто под поездом,

а кто слетел с домов вершины.

Самоубийцы – это пайщики,

иль те, кого в обман втащили.

Отдали люди свои денежки,

а их смертельно обманули,

и нервы просто разрываются.

И тут звонят.  Нет.  Потонули.

Внимание, чудо – лохов гонщики,

на вас нет судий, нет полиции.

И вы, как ассы велогонщики,

несетесь перед горем – лицами.

Камеры

Эх, какие дороги, развилки,

переходы внизу и вверху!

Опоздал? Не доехал до вилки?

Так худей в пробках и ни гу-гу.

Город пробок и видеокамер.

Шаг проехал – плати – не хочу.

Город едет. И вдруг, будто замер.

Опоздал? Тесен мир лихачу.

А когда все машины столпились,

рядом пусто, дорога пуста.

Застолбили, заедешь – заплатишь,

кто-то держит себе полосу.

Дом огромный, а рядом дом больше,

дом на дом наезжают порой.

А народ по машинам все тоньше,

им не кажется – мир сей игрой.

Трудно выспаться. Некогда. Позже.

Надо ехать. Дороги пусты.

А вот камера, кто-то стал толще,

у кого-то карманы пусты.

Атлеты прошлого

Я знаю, кто построил пирамиды!

Их мамонты построили, друзья.

Не надо на меня пустой обиды,

давно  все было, но все помню я.

Четырнадцать мгновений пролетело,

и каждое мгновенье  – толща лет.

Семь метров было и людское тело,

и каждый человек наш был – атлет.

Да, мамонты гуляли, носороги,

деревья ускользали в толщу лет.

Цвели пески, и делали дороги,

и блоки поднимали как букет.

Не верите? Проверите. Погода

тогда была совсем, совсем иной.

И кислород гулял, нагуливал породу.

Трава в песках огромная росла.

И не была песка. Нил разливался,

как море или больше. Тишина

плыла средь пирамид. Век обрывался.

Ушли те великаны навсегда.

Желтизна

Желтизна разбрызгана на листьях.

Легкая прохлада ветерка.

Пусто на душе. Любви нет в мыслях.

Память затянули облака.

Грустно. Бесконечно одиноко.

Глупо. Никого я не люблю.

Так бывает осенью глубокой,

в сентябре лишь руку пригублю.

Надо просто жизнь переиначить,

нужно поменять местами все.

Где-то ждет любовь, нельзя иначе.

Осень первозданная еще.

Осень пролетает желтым солнцем,

освещая мир своей красой.

Посмотри, дружок, в свое оконце,

полюбуйся лиственной лисой,

что прошла красиво по деревьям,

обнажая ветви от листвы.

Желтый мир порывистых стремлений

исчезает с ветром до весны.

Медный шорох

Щедро украшена почва листвой,

так и шевелятся желтые птахи.

Лес золотится малейшей тропой,

осень всегда – наша лучшая пряха.

Шорохом медным прошли по ветвям

капли дождя и скатились по лужам.

И заблестели тут тысячи ям

темной водой, а в ней листики кружат.

Желтым каскадом раскинулся клен,

Царь не иначе, он краше всех братьев.

Вот бы рисунок такой да на лен,

всех бы невест приодеть, даже сватью.

Грусть меня гложет, а брови в разлет,

словно то ветви, да те, что без листьев.

И наблюдаю я листьев полет.

Вот по листве уж не дождь – ветер свищет.

Солнечный терем стоит из листвы,

весь он пронизан летящей зарею.

Ветви огромные. Как любим мы

Здесь посидеть. Я люблю клен, не скрою.

Подобные

Человек творит себе подобных,

только неудачно иногда,

а то вдруг – родится преподобный,

а то вдруг – ученая среда.

Гены в нем заложены веками,

в них все есть про цвет и про глаза,

что бывают рядом с небесами,

или кареглазая слеза.

Видите, меняют жизнь дороги,

как растут огромные дома.

Вот автомобильные потоки,

там садов безудержных волна.

Солнца луч бежит по стеклам окон,

а за ними новенький уют.

Электронный мир закутан в кокон,

сотовый, компьютер в мир ведут.

Космоса дороги нам подвластны,

и глубины можно все достать.

Можно жить сто лет, нам век подвластен,

можно из мартена выжить сталь.

Позер

Ледяной, морозный воздух

очищает пыль времен,

покрывает ветви воском.

Снег хрустит как слог имен.

Мы пройдем с тобой по кругу

в облаке своей судьбы.

Я скажу тебе, как другу:

«Я люблю, и ты люби

эти тихие мгновенья,