Читаем Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение полностью

Вот его выступления во всех подробностях помню, и рассказы про Латвию и латвийских поэтов, даже с пересказом стихов некого Чаклайса (потом нашел такого) и посвящения ему своего стиха про кузнечика. Почему-то он вспоминал про Жаклин Кеннеди и, конечно, читал кучу новых произведений. Некоторые у меня в голове до сих пор сидят.

Вот послушайте начало одного: «Скрымтымным – это пляшут омичи! Скрип темниц! Или крик о помощи! Или у судьбы есть псевдоним, темная ухмылочка – скрымтымным!» Прямо завораживает, действительно как речитатив шамана. Думал, оно так и называется по первому слову, но нет – посмотрел, оказалось «Зауральская пляска». Потом, когда в Москве с Андреем пересеклись и я ему детали этих вечеров выдавал, он только удивлялся. Даже сам многого не помнил. Естественно. Это для меня был праздник – для него очередное выступление-мероприятие.

Сейчас, анализируя все эти отношения, я пришел к однозначному выводу – большую часть своей личной жизни я был ведомым.

Может быть оттого, что когда в совсем раннем школьном возрасте мне казалось, что я в кого-то влюбился, то у меня с собой тут же начинались проблемы – даже подойти к этой девочке я очень стеснялся, одновременно вознося на почти недосягаемый пьедестал. И, как правило, моими платоническими мечтаниями все любови и кончались. Последняя такого типа была в восьмом классе. Я вообразил, что мне одна девочка из соседней школы очень понравилась, хотя только пару раз издалека ее и видел. И все придумывал поводы – как бы к ней ненароком подойти. Ну хотя бы рядом оказаться.

А потом мой ничего из себя не представляющий одноклассник, хилый троечник, который, оказывается, с ней жил в одном доме, мне случайно рассказал, как частенько в подъезде ее поджидает и зажимает. А ей вроде и нравится (по его словам), не сильно пищит. Я это живо представил и вся моя любовь сразу пропала, а Гаврик приличную затрещину получил. Он даже не понял, за что. А за то, что мечту убил, обормот. Наверное, после этого я и решил: чтобы такого не повторялось, с собственными любовями надо завязывать. И это не попытка пошутить.

Действительно, в большинстве случаев я загорался, только отражая чувства партнерши. Она любила, а я как бы и не возражал. И таких отношений, как с Милой, было несколько. Самые длительные тянулись почти весь студенческий период с одногруппницей. Она мне симпатизировала с первых курсов, примерно таким же тихим способом, как Мила. Тоже сказала, что будет ждать. Это я с ней в первой школе учился и из ее окошка упал и обе руки сломал.

И так тихонько и ждала все время без всяких выяснений происходящего, даже когда меня уносило в другую степь. И на пятом курсе, в мою черную полосу, она всегда как-то ненавязчиво была рядом и меня поддерживала. Ну и на выпускном я ей сказал (уверенный, что из Ярославля мне не выбраться), что после прояснения моей дальнейшей участи мы поженимся. Тем более, что фактически уже иногда жили вместе.

Но тут случилась моя московская аспирантура, а ее распределили в Тулу. Кто виноват? Она тоже изначально рассчитывала остаться здесь по замужеству. Значит, я. Зато в Туле ей через полгода работы предложили вариант целевой аспирантуры у Лебедева в МХТУ. Со следующей осени. Вот уж был для нас действительно намек судьбы.

Ей богу, я ее уговаривал – соглашайся, я с аспирантурой помогу. Комнату в общежитии дадут. Но она испугалась, она всегда такая была, не решительная. И не поехала («Ой, мне никогда туда не поступить. Только опозорюсь и т. п.»), предпочла обратно вернуться. А какие только целевички к нам ни приезжали (мягко говоря, не сильно образованные, даже на моем фоне; правда, со всеми кандидатскими минимумами) – мама не горюй! И все те, которые нормально пахали, обязательно защищались. Не зря у нас говорили: чтобы защититься, надо на три года переродиться в упорную лаборантку и удачливого снабженца. Об остальном – шефы позаботятся.

В итоге, столько из-за меня намучившись, вернувшись, она решила – хватит. При очередном приезде меня на словах отвергла окончательно и была права – поводов хватало. Но когда я еще раз на какой-то юбилей по поводу нашего окончания приехал, она туда пришла с женихом, но быстренько от него к нам перебралась. Сказала, что старые воспоминания все новые отношения ее убивают. В итоге так и осталась неженатой. Вот такая была самая черная страница в моей жизни в отношениях с женщинами до свадьбы.

А потом (в перерыве между двумя семейными жизнями) похожие ситуации продолжались. За время от первого развода и до второй женитьбы я получил, наверное, с десяток предложений на предмет брака. Даже от представительниц женского коренного населения Армении и Грузии.

Но, как уже выше решил, оставим их описания в стороне. Еще несколько предложений, чтобы подвести итог этой теме – и все. Конечно, химические дамы среди моих спутниц доминировали. Чаще всего жизнь именно с ними сводила.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное