Читаем Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение полностью

А с Лялей, которую, оказывается, Ларисой звали (меня сразу руководительницы в автобусе просветили, погрозив пальчиком) я еще раз лично пересекся. Откуда-то она в центре на меня выскочила, ручкой помахала, коричневую коробочку сигарет мне сунула, сказала, что у парня отобрала, и исчезла. Наверное, на минутку из-под наблюдения вырвалась. Это оказались совсем не сигареты, а какие-то свернутые пахитоски. Мы были с приятелем, попробовали – потом меня знакомые на Свободе встретив, поймали, шел с блаженной улыбкой, никого не замечая. Они же меня и до дома довели, а куда пачка делась, не знаю. Но шарахнуло меня здорово. Потом мама долго допытывалась, что это было, и настойчиво рассказывала о вреде наркотиков.

А вот воспоминания о втором разе, тоже с ней связанном, остались совсем иные, сильно неприятные. Мы сидели на лавочке на бульваре и покуривали. Какой-то полузнакомый парень подошел ко мне и предложил отойти. Сказал, что дело есть. Он фарцевал по мелочам, и я решил, что хочет что-то предложить. Спокойно отошел с ним за кусты, где меня и прихватили. Три нехилых парня, правда, без особой грубости, но решительно. Дергаться было бессмысленно, да и не успел испугаться. Завели в какой-то дворик и оставили меня перед сидящим на лавочке типом постарше, очень неприятного вида, с совершенно пустыми глазами.

– Литва? – спросил он. Я кивнул. – Меня Колесо кличут. Слыхал такое погоняло?

Я сказал, что краснодомовские в разговорах упоминали. Перекопский, известный и очень серьезный тип. Теперь он кивнул:

– С ними, значит, хороводишься?

И сразу продолжил:

– Откуда Ляльку знаешь?

У меня внутри все сжалось. Ну, подумал, вдруг чтобы своего парня позлить, выдала ему что-нибудь про меня. А он послал помощника – разобраться. Передо мной ну явно не он сам был, да и кликали того по-другому. И Лялька говорила: красавец, цыганистого тапа. А тут с челкой типичный русак сидел, откровенно бандитской внешности.

– Да практически и не знаю, в автобусе в одной группе до Питера ехали. Меня там мутило после проводов с пацанами, вот и полез к микрофону песенки дворовые исполнять. А она текстом одной и заинтересовалась.

– А, – сказал он. – Шапиро-Ри – твой вариант?

– Вообще-то подольский, с Киева, а так да, я ей текст дал.

(Хватило ума не говорить, что Шапиро и Шаперо – две большие разницы.)

Он замолчал и так же пусто на меня продолжал смотреть.

– Ссышь? – спросил после тяжелой паузы.

– Да вроде повода-то нет. Но все равно как-то не по себе, страху ты умеешь нагнать.

Польстил, а что делать. Он довольно, но как-то криво усмехнулся. И опять стал на меня как на пустое место смотреть. У меня было ощущение, что я букашка, типа божьей коровки на рукаве, могут или прихлопнуть, или сдуть – лети, птица. Тут кто-то прибежал и сказал, что их нашли.

Он из своих раздумий вышел, повернулся ко мне и протянул, сплюнув:

– Иди покеда. Колян, дай ему пакет. Передать тебе просили, но что-то ты мне совсем не глянулся.

Я взял пакет, кивнул, так как они уже другой проблемой заняты были, и пошел. Шел и реально боялся. Перекопские, по слухам, на всякие подлые штуки были горазды, сейчас какой-нибудь шкет в грудь толкнет, а сзади уже второй на четвереньках стоит. И бросятся все на упавшего. Или просто в поясницу заточку сунут. Ходили такие истории.

Но благополучно дошел до лавочки. Сел и подряд пару сигарет выкурил, отодрав фильтр. Все внутри леденело, как глаза его вспоминал. Такому убить – как чинарик раздавить.

Открыл пакет, уже догадываясь. «Избранное» Цветаевой 1961 года. Вот такую вещевую память о встрече с Лялькой до сих пор храню.

Ниже приведу еще одну историю, относящуюся уже к после институтскому периоду. Все остальные выбросил, только эти две оставил, вот почему они такие развесистые, со всеми подробностями.

После окончания института мы достаточно большим коллективом собирались поехать в Прибалтику. Помотаться вокруг Риги, а, может, и до Таллина добраться. Очень мне этот город нравился. Я там даже в призеры какого-то местного комсомольского конкурса попал (влияние автобусной поездки) с предложенным текстом для песни:

Вышли и открывши рот встали,это сказка, это фильм – Таллин!Растворяюсь, как песчинка таю,нет меня – остался лишь Таллин.Не эстонец я, о нет – русский,и приехал прямо с берега Волги.От того ль, что эти улочки узкитак сжимается мое горло!От того ль, что эти башни в туманеКак вершины островов детства.Я на мир смотрю иными глазамиИ куда от взглядов тех деться?

И припев:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное