Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение

И какой же это был чудесный дачный участок. Маленький огороженный кусочек соснового леса, всю почву которого пронизывали грибницы маслят. Когда приходила их пора вылезать, руки у меня постоянно были черными от чистки. Я утром вставал, брал большое ведро и шел резать грибы. Босиком! Искать их не надо было – они были всюду. Главное – не наступить. Срезал аккуратненько только молоденькие, без единой червоточины! Это занимало минут сорок – час.

Возвращался и высыпал полное ведро на садовый стол, чтобы подсохли. Потом, уже обувшись (со змеями лучше так, чем просто так) и перейдя дорогу, шел в лес, где на пустой желудок съедал несколько горстей черники и земляники (сразу отмечу – про начинающийся гастрит я через месяц совершенно забыл). И, конечно, не мог удержаться, чтобы еще масляток маленьких не прихватить – сами в руки просились. Позавтракав, я отправлялся в лес уже за другими грибами, на нормальную третью охоту. Приходил – высыпал добытое, садился всю добычу чистить и разбирать. А вечером – пожалуйста, опять полное ведро маслят с участка. Вот это был для меня отдых по полной программе.

Животный мир дачи был небогат. Но своеобразен. В маленьком бассейне фонтанчика, предназначение которого осталось для меня тайной (глубина по колено, а размер с кухонный стол), зимовали ужи. Весной уползали в лес, но иногда по старой памяти возвращались, наверное, скучали. Под крыльцом с каждой стороны жило по жабе. Это были мои любимицы, я их кормил червями, и они их запихивали себе в рот обеими лапами. Очень ловко. А на слизняков долго глядели, поворачивая голову вправо-влево, что-то обдумывали. А потом резкий кивок вперед – и нет слизняка.

А между сосенкой и стеной дома здоровенная паутина – вот там я на кончике соломинки раздавал приношения. Какие пауки становились откормленные к концу наших каникул, впрочем, как и жабы. Все эти занятия вызывали у Татьяны молчаливое неодобрение, но не отторжение. Только при виде ужа требовалось немедленное вмешательство – и очередное разъяснение, в чем, собственно, заключается разница между ужом и гадюкой. Ну и птички постоянно прилетали, так как на дереве стояла чья-то старая кормушка. А я в нее подбрасывал всяких круп и крошек.

Настоящий лес начинался почти прямо за дорогой с болотами и когда-то осушенными, но заброшенными территориями, где росли и брусника, и гонобобель. Лес был смешанный – сосновые участки сменялись лиственными и смешанными с ельником, с черничными и земляничными полянами, здоровыми малинниками. В общем, было где развернуться любителям собирать всякие лесные дары – кому грибы, а кому и ягоды. Я это место сразу полюбил.

Эту дачу хозяева домика очень скоро активно посещать перестали. Их выросший уровень жизни диктовал, что это теперь не комильфо.

Зато у меня появилась возможность два летних месяца проводить в Ново-Дашково, никому не мешая. В лесу, в зависимости от времени года и места поисков, можно было найти самые разные грибы: от тех же маслят до подберезовиков и красавцев-подосиновиков, а ближе к сентябрю и до всякой солонины. А уж лисичек… надо было просто дождаться их массового выброса и прийти с ведром в нужное место. А мои любимцы, маленькие пузатенькие белые росли в бороздках (остатки советской кампании по осушению болот) под маленькими елочками. Правда, приходилось, согнувшись в три погибели, пробираться по заросшей канавке и внимательно осматривать, а лучше ощупывать обочины по сторонам. И делать это осторожно.

Змей здесь хватало, в лес я ходил в сапогах и даже наступить на гадючку не боялся. А вот ухватить ее рукой было явно нежелательно. Лучше поостеречься и попытаться договориться.

Как-то раз подошел к началу осушительной канавки и услышал, как на меня предупредительно зашипели. Пошуршав палкой, я увидел большую и толстую гадюку, которая медленно и недовольно покидала лежку. Я ей пожелал хорошего пути и, подождав немного, ступил на оставленное место и тоже пополз по бороздке между елочками, собирая щедрую на этот раз дань. Складывая аккуратненько в корзину с десяток крепеньких малышей, приближаюсь к концу борозды. И опять шипение – та же гадюка ругается, что нет ей от меня покоя.

А в болоте, на островках, до которых еще надо было уметь добраться, сохранились почти нетронутыми заросли фиолетовой голубики. Местные называют ее гонобобелем. Ляжешь на спину среди них и балдеешь от вида этих ягод на фоне голубого неба с висячим жаворонком. Тишина… только его нехитрая песенка слышна. Но не плохо предварительно проверять, куда ложишься, гадюки тоже эти места любили.

А ближе к осени вблизи гари и по бороздкам созревала брусника. По 10 литров набирал. Заливали ключевой водой и пили ее всю зиму.