Пятая Космическая

Найти среди горящих обломков тело командира было непросто, и впоследствии Жерар признавал, что ему повезло. Он примерно представлял себе, где находился Бородач в момент взрыва и куда его могло отбросить, но запнулся о руку командира гораздо раньше, чем рассчитывал. Костюм на Борисе уже начал тлеть, и в обугленных прорехах были видны вшитые бронепластины. Жерар захлопнул лицевой щиток командирского шлема, включил принудительную подачу кислорода из запасного баллона, и, приложив неимоверное усилие, вытянул Бородача из-под обломков. Жив командир или нет, Жерар определить не сумел, но в тот момент это было и неважно. Ротный взвалил Бориса на спину, но успел сделать лишь один шаг, когда, отрезая путь к спасению, в паре метров от него рухнул массивный кусок горящей потолочной плиты. Единственный выход из огненной ловушки был – протиснуться через узкий промежуток между горящей плитой и раскаленной стеной. Капитан прижался к стене и начал протискиваться, но массивный груз на плечах явно не проходил по габаритам. Жерар был вынужден сбросить командира с плеч и перехватить под мышки.

– Тусу пороском! – крикнул кто-то впереди.

Плиту окутало облако мелкого белого порошка. Огонь отступил, но легче Жерару не стало. Лишь не так жарко. Он выбивался из сил, к тому же вынужден был действовать вслепую; порошок залепил стекло гермошлема. Протереть его капитан не мог: стоило ему расцепить руки, командир упал бы на пол и, снова поднимая его, спасатель потерял бы драгоценные, жизненно важные секунды – огонь возвращался.

К Жерару протиснулся десантник с огнетушителем.

– Тяжерый? – поинтересовался боец, помогая вытащить Бородача из раскаленной щели. Судя по акценту это был Сато Такеси.

– Килограммов сто... двадцать, – задыхаясь от напряжения, ответил Жерар. – Волоком!

Они оттянули Бориса подальше от огня и передали двоим бойцам покрупнее и посвежее. Жерар прислонился к стене и тяжело вздохнул.

– Как вы его там отыскари? – десантник удивленно покачал головой. – Порыхает, как в пеське!

– Учуял, Такеси. – Жерар усмехнулся. – Ну, теперь нам в третий сектор путь лежит, без вариантов. Наш бывший госпиталь как раз там пришвартован... Серж!

– Да. – К капитану протолкнулся «ротный два».

– Что там у Преображенского?

– Он как раз в третьем. Обещает минут через десять пробиться.

– Скажи ему, что у нас много «трехсотых», в том числе комбат, уж пусть постарается. Потом собери всех раненых и двигай туда. А мы с третьей ротой продолжим зачистку. Где медики?!

– Здесь. – Ротный санинструктор уже сидел на коленях перед Бородачом.

– Что с ним?

– Стукнуло так, что шлем погнулся. Череп цел, а вот его основание, боюсь, слегка подломлено. – Сержант вынул из санитарной сумки надувную шину-воротник для иммобилизации шеи. – Да еще вы его растрясли, пока вытаскивали. Боюсь, дело не очень. На грани.

– Ты не бойся, а скажи – жить будет?

– В госпиталь надо, в нейротравму, тогда будет, – серьезно ответил медик. – Без нанопластики не обойтись. Сейчас шину наложу и можно транспортировать.

– На «Бурденко» нейротравма есть?

– Вроде бы есть. Остались ли в ней приличные специалисты – вот вопрос. Я слышал, марсиане весь экипаж за борт выбросили. Ребята с «Урана» своими глазами видели.

– Будем надеяться, что не весь. Понесешь сам, – приказал Жерар. – Да чтобы со всей осторожностью, понял? Головой отвечаешь!

* * *

Куполообразный стеклянный потолок огромного Хрустального зала президентского дворца был затемнен, а негромкая классическая музыка, кажется, Шуберт, лилась откуда-то из-под свода и ничуть не мешала раздумьям. Президент МДА Джон Френсис Кент сидел в рабочем кресле за широким столом точно в центре зала и в свете настольной лампы «а-ля середина двадцатого века» читал очередной отчет Генштаба. Текст был распечатан на пластике, имитирующем бумагу. В общем-то, можно было открыть файл и прочитать отчет в оригинальном виде – на голоэкране компа, но Кент питал слабость к стилизациям под старину. Считая себя главным хранителем традиций великой демократии, он старался следовать правилам и по возможности подражать образу жизни предков, живших на заре космической эры, когда электричество уже вовсю эксплуатировалось прогрессивным человечеством, но компьютеры были еще экзотикой, а богатые демократические традиции достигли своего расцвета. На причуду президента все закрывали глаза, поскольку ничего предосудительного в ней не было. На Марсе половина населения была помешана на славном прошлом, когда Северная Америка – родина предков для девяноста процентов марсиан, была самым могущественным континентом на Земле, тогда еще единственной планете, где обитал человек разумный. Другое дело, что никто не углублялся в тему настолько, чтобы носить костюм с галстуком и читать бумажные книги или распечатывать тексты, но никто, кроме Кента, не был президентом Марса и главой Демократического Альянса.