Пятая печать. Том 2

Седые вербы у плетня
Нежнее головы наклонят.
И необмытого меня
Под лай собачий похоронят.

А месяц будет плыть и плыть,

Роняя весла по озерам…
И Русь все так же будет жить,
Плясать и плакать у забора…

— то у меня перехватывает дыхалку и, дочитав, я начинаю с наслаждением перечитывать стихотворение, но, спохватившись, читаю другое… и опять восторг такой, дух захватывает! Выхватываю строчки из нескольких стихотворений, не зная, на каком остановиться, листаю и листаю страницы, удивляясь ярким картинам в каждой строке:

Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари…

Как же это: из тех же слов рождаются и чувства, и образы?! Я спешу ухватить побольше, листаю страницы, еще, еще… Так вел бы себя изголодавшийся сладкоежка, которому разрешили похозяйничать в гастрономе.

Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот и веселый свист!

Что за наваждение: каждая строчка для меня или про меня??! Неужели Есенин — беспризорник?!! Вадим напоминает: пора идти на обед. По пути говорим о стихах.

— Тебе кажется, будто бы Есенин писал стихи для тебя. Это — нормальное восприятие настоящей поэзии. Стих эмоциональнее, чем проза. В стихе, кроме информации, еще и музыка: рифма, ритм, звучание самого слова. И когда какие-то струны твоей души попадают в резонанс с настроем стиха, то в душе просыпаются дремлющие чувства и забытые мысли. И тогда все вместе: звучание, смысл и ритм слов — становятся твоими мыслями и чувствами, которых у тебя вроде бы не было. А на самом деле были! Только дремали в виде невостребованных чувств и недодуманных мыслей в сундуках памяти. Но для такого резонанса искусство должно быть созвучно с душой, а не с партийной догмой… Я вижу, Есенин вам нравится. И не ваша вина, что вы о нем не знали. Он опальный поэт. Книги его уничтожены, читать их, а тем более, пропагандировать — преступление… Имейте это в виду! А мне? А мне все можно! Меня «Родина-мать зовет!». И с большим нетерпением. Завтра меня выпишут, а послезавтра мобилизуют — военкомат ждет не дождется… а, как говорят англичане, «на эшафоте насморк не страшен!»

— А как же зрение?..

— А как в анекдоте: в военкомате призываются слепой, глухой, безрукий…

— Знаю, Вадим, я этот анекдот, где слепой признан «годным по ночам для ближнего боя»!

— Точно… и я тоже годен, хотя, по словам военкома, «по здоровью интеллигент»…

— Вадим, а почему стихи Есенина запрещены? Это же — настоящая поэзия! И никакой политики…

— Настоящая поэзия — уже политика! Каждый, прочитав Есенина, усомнится в том, что лакейские стишата совпоэтов — это тоже поэзия! Ведь звание поэта в СССР дают не читатели, а партия! Она дает и темы рифмоплетам. Интимную лирику партия называет «изнанка жизни». А это, как рубашка, с какой стороны на нее посмотреть: со стороны парткома изнанка одна, а от сердца изнанка другая.

— И что с Есениным сделали? Посадили?

— Хуже. «Погиб поэт, невольник чести». Но без дуэли. Убили и написали: самоубийство! Якобы поэт проломил себе голову об стенку, опрокинул шкаф и стол, вскрыл вены, написал прощальное стихотворение кровью, сев в ванну, истек кровью… а когда надоело ему дурака валять, повесился на тонюсеньком шпагатике от книжной бандероли, сидя на полу, чтобы шпагатик не порвался… Не странно ли, Александр?..

Нет, думаю я, не странно. Не принято удивляться феноменальному идиотизму сотрудников ОГПУ. Но я бы на месте Есенина поостерегся, получив такой большой талант от Бога. Прятал бы стихи. Слинял в загранку, а там публиковался. Это не трусость, а здравый смысл. Нельзя вставать на пути железного паровоза! Живя в СССР, надо быть винтиком и капелькой. Граф Монте-Кристо советовал:

…никогда не следует быть исключением. Если живешь среди сумасшедших, надо и самому научиться быть безумным…

На окнах общественного транспорта написан закон выживания в СССР: «Не высовывайся!». Сопи в две дырочки, улыбайся два раза перед едой и по пять минут после. А в сортире пусть всех понос прошибает от твоего жизнерадостного хохота на унитазе! Тогда тебе, как образцовому советскому идиоту, дадут возможность прожить до ста лет!

В столовке Вадим продолжает:

— Писал Есенин о совпоэтах, членах РАПП:

Бумаги даже замарать
И то, как надо, не умеют…

Но сила была на стороне совпоэтов: они — коллектив! Точнее — свора… обученная по команде «фас!» бросаться на кого укажет партия: от Чемберлена до лишенца. Становилось Есенину одиноко — пил. Отбивался стихами от своры писателей и поэтов, возглавляемых шелудивой бездарью Демьяном Бедным: