Пятая рота

Ну, какая же это дедовщина — через сутки ходить в наряд? И что в этом наряде тяжелого: три раза сходить в столовую на заготовку да пару раз в сутки доложить дежурному по полку о том, что происшествий не случилось, а остальное время сидеть в палатке. Спать ночью нельзя? Пиши письма на родину — утром поспишь. Не переломишься в таком наряде. Зато днем тебя ни на занятия, ни на кроссы не дергают.

Лафа!

Если втянуться, то в такой службе можно найти даже некоторые приятности, которых не может быть вне наряда. Через день мы с Рыжим вставали рядом на разводе, через несколько часов, уже после отбоя, сталкивались в штабе у дежурного по полку, а потом шли друг к другу в гости — на чай. Все пацаны спят, умаявшись за день. Хоть из пушки над ухом стреляй — не пошевелятся. Ну и где еще можно спокойно поговорить как не в наряде? Вскипятили на печке пару кружек, разогрели кашу из сухпая, разложили хлебцы — эх, какая беседа получается! Душевная… Неторопливая… До утра далеко, торопиться некуда, а следующего дневального под грибок еще только через час будить.

О многом можно переговорить…

Спокойно и не торопясь.

Даже бакшиши бывали в нашей духовской жизни. На ночном докладе у дежурного Барабаш навис надо мной всей своей массой и угрюмо так пробасил:

— Зайди ко мне в палатку после доклада.

Когда приглашают таким тоном, ничего хорошего от приглашения, кроме плахи с топором, ждать не приходится. На ватных ногах я приковылял в шестую роту и увидел Барабаша за столом дежурного по роте, распивающего чаи со своим призывом.

— Вот, — Барабаш подвинул ко мне бакшиш, — это тебе. Твоя доля.

В бакшише были три пачки югославских карамелек, две пачки французского печенья «Принц Альберт», банка сгущенки и блок «Явы». Для меня это было целое сокровище.

— А за что? — задал я глупый вопрос.

— Ну, ты же играл нам на гитаре. Если позовем, еще поиграешь?

— Да не вопрос, мужики!

— Ну, вот и бери.

— А откуда у вас?

— А, — лениво пояснил один из дедов, — пустыню сегодня чесали. Среди барханов обнаружили вот такой склад. Там этого барахла было два КАМАЗа. Наверное, кто-то из прапоров решил духам продать. Ну, мы и конфисковали.

— Иди, дежурь, — отпустил меня Барабаш.

Я немедленно позвал Рыжего на чаепитие. Заваривая чай и раскладывая угощение я как бы ненароком обронил о том, что связь — это все-таки королевские войска, а разведка — хотя тоже люди — но все же малость недотягивает. Вот и бакшиши обламываются не разведке, а связи. И штаб батальона не в разведке, а в связи. И вообще…

Похрустывая печеньем Рыжий только супился. А что тут скажешь? Нечем крыть, все — так: и штаб, и бакшиш. И даже чай. Он у меня был не из сухпая, а из магазина. Получив первую получку я разорился и купил пачку настоящего китайского «Дракона»: горького, но вкусного и ароматного чая. Одна кружка крепкого — и всю ночь ходишь бодренький и свежий. Я и своему призыву его заваривал. Просыпается человек — вареный, вялый, недовольный мной и жизнью… Три глотка «Дракона» и летит под грибок свеженький и бодрый. В ту ночь все духи, вставая на пост и меняясь с него, получали свою долю из моего бакшиша. А деды с черпаками… У них своя свадьба. Пусть спят. Не их это праздник. Не стоит их будить. У духов и так в жизни мало радостей.

Недели через две после возвращения полка я стал полноценным сержантом второго взвода связи. Тянул наряды, летал в каптерке и столовой, убирал в палатке.

Как все. Будто всю жизнь тут служил и не было никакой учебки.

В моем призыве было пять человек. Если всю работу поделить на пятерых, то каждому достается не так много. И времени тебе хватит на все, если научишься правильно планировать свой день.

Был, правда один момент… Не совсем приятный, а совсем даже неприятный.

Один раз после отбоя Полтава решил постираться. Он налил в стальной термос, в котором обычно стирались, воды, насыпал порошка, утопил в нем свое белье, поставил на печку и бросил мне, укрываясь одеялом:

— Ночью постираешь.

— Са-ня, — обломил я своего дедушку, — я не буду стирать твое белье.

Все в палатке затихли, ожидая, какую кару Полтава решит обрушить на голову взбурнувшего духа.

— Ну, тогда сними, как закипит, и разбуди меня.

Полтава повернулся на бок и уснул.

Все разочарованно загудели и тоже легли, лишенные зрелища корриды.

Ночью я разбудил Полтаву и тот понес горячий термос с бельем в солдатский умывальник, а утром в палатке щеголял в белоснежных зимних кальсонах перед взводом.

Гена Авакиви — тот еще урод — кинул мне свою хэбэшку:

— Подошьешь.

Генина хэбэшка, отлетев от меня как мяч от стенки, полетела на его кровать, а я получил из Гениных поросячьих рук два раза по соплям.

И всё!

Сопли я тут же утер, но больше ко мне никто не обращался с просьбами-приказами постирать, подшить или погладить. И не было тут никакого моего героизма или особенной смелости. Я просто прикинул, что во взводе всего четыре деда и, если я получу по сусалам только четыре раза, то на ближайшие полгода буду избавлен от ненужной и унизительной работы по бытовому обслуживанию дедов.