Пятая Сила (СИ)

- Помнится, беженцы были, - рассказывала Мира вечерами, усевшись у очага с вязанием, - у-у-у, волной текли. Кто и оставался, да. А кто дальше шел… вот не понимаю я – князь наш всем защиту обещал да помощь, только живите, рук не хватает, людей не хватает. Отстроились бы. Нет – дальше идут. А куда идут, чего ищут? Непуть… На дорогах что творилось – ужасти, у столицы-то спокойно еще, а в глуши – в одиночку и не ездили, только большими обозами. С солью и то тяжко было – видано ли дело? А все потому, что торговать возить боялись. Война же… а на нее все спишется. Ну, а потом-то уж легче стало. И пошлины сбавили, спасибо князю, и на границах поспокойнее стало. Да нам на нашего молиться надо. Так ли жили раньше, э-эх, - и она, махнув рукой, совала Литу сладкий пряник.

Слушая эту неторопливую, круглолицую женщину, Тала немного лучше стала понимать неторопливого, рассудительного юношу, так беззаветно любившего ее все эти годы. Неторопливость эта и обстоятельность, прежде порой раздражавшие Талу, после рождения сына обернулись совсем другой стороной. Всегда и все решавшая сама, рассчитывавшая только на свои силы, Тала, став матерью, начала понимать, как это хорошо – быть вьюнком, обвившимся вдоль каменной стены; быть «за мужем», за кем-то, словно за той же стеной, за забором крепким. Забор этот может обернуться забором неволи, плена. А может – крепким укрытием. И тут уже – как посмотреть…

Тирайн же, слыша трескотню старой поварихи, только улыбался. Он с охотой и часто вспоминал детство, проказы – свои и брата, и даже наказания отца, державшего сыновей в строгости, и юность, и учебу в Гильдии. Единственное, о чем он предпочитал не рассказывать, а Тала – не спрашивать, - война. О том, что было там, в маленьком селении Последние Холмы, Тала старалась не думать. Впрочем, она понимала мужа. Ей и самой не особенно приятными были воспоминания о приграничных стычках и той ее войне – тяжелой работе с непрекращающейся, тяжкой усталостью.

В первые годы Тала, Огненный маг, часто помогала мужу. Они ездили – то поодиночке, то вдвоем – в разные концы страны; кузнецы в деревнях и в городище на юге, завидев княгиню, улыбались и кланялись до земли. Однажды Тала помогала усмирять степной пожар на востоке; огонь был низким, но шел быстро, ветер гнал его на запад, вглубь княжества. Потом Тала подумала, что стычки на границах все-таки не так страшны, как этот ровный неумолчный гул и пылающее поле. Загар, въевшийся в кожу за три года жизни в Приграничье, стал еще чернее, а медные волосы, кажется, выгорели до светло-рыжих. Вскакивая в седло, Тала не раз слышала обращенные к ней пожелания дождя под ноги и думала, что и у самой у нее эти слова вылетают едва ли не сами собой. Мужской костюм, сшитый нарочно для нее, навечно пропитался запахом дорожной пыли и дыма. Тирайн подобрал для нее хорошего коня – выносливого, смирного, добродушного.

Тала полюбила эти поездки. В них не было торопливого, лихорадочного сумасшествия Приграничья; ярости схваток, когда счет идет на секунды; всего того риска и азарта, который единственный помогал забыться, который Тала любила всегда. Она, боевой маг, научилась ценить неторопливую вечернюю тишину на крыльце кузни, размеренный перестук молотов, сноп искр в горне, запах свежей глины в мастерской гончаров. Она привыкла к улыбкам на обращенных к ней лицах. Это были простые, прямые и искренние люди. Это была спокойная, некрасивая на первый взгляд земля, но она стала родной. Это тоже была работа, только совсем иная. Мирная.

Лишь однажды – это было через год после свадьбы – повеяло на нее жаром прежней жизни. Князь уехал в Инатту, в столицу; обещал вернуться через три недели – слишком много, сказал он, дел накопилось в Гильдии в Ледене. До времени его возвращения оставалось дней около десяти, когда Тала решила поехать на юг, на пограничную заставу. У тамошнего кузнеца что-то не ладилось – не иначе, Огонь прогневили, а работы много: не только мечи и копья, ему и из окрестных деревень ковать приносят.

Она приехала на заставу около полудня. Едва успела сойти с коня, отвечая на приветствия кланяющегося в пояс воеводы, как закричал на каланче дозорный, и в поспешно распахнутые ворота ввалился – иначе не скажешь - мальчишка-подросток на запыленной, загнанной лошади. Свалился с седла, вскочил – и кинулся в ноги воеводе:

- Беда, господин! Кочевники! Там, у нас… налетели, как саранча… я один ушел. Спаси, господин! – и задохнулся, умолк.

- Где? – коротко спросил воевода.

- Ломище… - прохрипел мальчишка.

Воевода и Тала быстро переглянулись.

- Собирай дружину, - резко сказала Тала.

И вскочила в седло.