Пятая жизнь

– Я понимаю, – инквизитор положил руку ему на плечо, – борьба с демонами дается неимоверным напряжением душевных сил. Иди, брат, молись. Бог любит тебя….

Епископу хотелось крикнуть: «Мне нужна не его любовь!..», но он вовремя одумался, безмолвно приоткрыв рот.

– Молись, брат, – повторил инквизитор, к счастью, не распознавший его порыва, – завтра последний день Святого суда в этом городе. Мужайся. Завтра у нас легкая работа – осталось придать огню лишь трех последних ведьм… да, и еще одно ничтожное дельце. Малышка Грета, с которой я проводил «тихое дознание», безусловно грешна, но мои хитроумные уловки не привели к признанию. Я понимаю, брат, как трудно тебе сейчас проводить дознание…

– Я не смогу, – сказал епископ твердо, – я устал.

…Как Анна сказала?.. Безграничная всеобъемлющая любовь!..  – и вдруг он почувствовал, что готов простить всех еретиков, вне зависимости от степени их вины; причем, мысль эта не показалась столь ужасной, как раньше.

– Будь по-твоему, брат, – вздохнул инквизитор, – но я не имею права один проводить дознание и просто отпустить ее тоже не могу, иначе меня могут упрекнуть в пособничестве. Все-таки она виновна – хотя бы по подозрению первой ступени. Если ты, брат, не имеешь других суждений, я передам бургомистру, чтоб завтра после auto da fe ее публично высекли, и пусть отправляется домой, воздав благодарность милости Господа нашего. Кстати, Марте тоже не мешало бы пощекотать зад розгами – слишком много вольностей допускала она в высказываниях за последнее время. Заодно, добропорядочные горожане оценят нашу справедливость, не так ли?

Епископ с ненавистью посмотрел в улыбавшееся лицо инквизитора. …Почему он не обвинил и Анну по «подозрению первой ступени»? Сейчас можно было б нести на руках ее истерзанное, но живое тело…

– Брат, так ты не возражаешь против таких приговоров? Мы же должны с честью покинуть это место.

Епископ молча кивнул и пошел прочь. Что ему до какой-то Греты, а, тем более, до вороватой Марты? Даже если их трижды высекут, они все равно будут живы, а его, самое дорогое, утрачено навсегда – он стремился поскорее остаться один, чтоб трепетно лелеять в памяти свои воспоминания.

А толпа продолжала благоговейно бесчинствовать, наблюдая догоравшие багровым коптящим пламенем останки…

Борис открыл глаза. Солнце уже выползло над плоской крышей рынка; чуть правее возвышалось здание гостиницы «Брно» – ее название огромными буквами выступало среди множества телевизионных антенн; Николай курил, поставив локти на руль и ехидно глядя на сонного пассажира.

– Проводник из тебя классный! – сказал он весело, – я уже два часа, как пришвартовался; тоже подремать успел…

– Подожди, а как мы выбрались из «мертвого города»?

– Да не такой уж Воронеж мертвый, – Николай засмеялся, – тут и перекупщики подходили, и алкаши, и бляди, и менты…

– Причем здесь бляди и менты?..

– А причем здесь «мертвый город»? Ты извини, но, по-моему, у тебя того… – Николай покрутил пальцем у виска, – или, может, тебе сон приснился?

– Может, и приснился… – согласился Борис. Ему не хотелось что-либо доказывать – зачем, если перед глазами еще стояла забитая народом площадь, в носу свербело от дыма костра и, главное, продолжала жить всеобъемлющая, безграничная любовь. Он лишь уточнил, – я ночью выходил из машины?

– Выходил. По нужде… и что, ты за это время успел найти в лесу «мертвый город»? – не дождавшись ответа, Николай вздохнул, – ладно, ты сейчас куда?

– Не знаю, – Борис пожал плечами, – но спасибо, что довез.

– Не за что, – Николай открыл дверь, – кильку пора сдавать.

– Это правильно, – покинув уютную кабину, Борис направился к рынку – там, во «фруктовых» рядах, должны были торговать азербайджанцы, позавчера приютившие его в ночлежке тети Даши. Лавируя среди «челноков», гремевших каркасами своих палаток, он вдруг услышал:

– Эй, люди! Помогите кто-нибудь!.. – и оглянувшись, увидел молодую женщину; рядом громоздились коробки с товаром, а чуть в стороне лежало свернутое полотнище и алюминиевые трубки. Женщина среагировала на его взгляд мгновенно, – поможешь? За сборку – полтинник. Меня Аней зовут.

Борис вытянулся, как гончая, почуявшая дичь. …Анна… неужели все так просто?..  – внимательно оглядел женщину, пытаясь отыскать черты сожженной ведьмы.

– Так, поможешь? – она улыбнулась, – учти, больше полтинника все равно никто не даст – у нас такса.

– Ладно, давай, – Борис бросил свою сумку рядом с коробками, – правда, я никогда их не собирал.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– Привет, рыбка, – Юля услышала в трубке Пашин голос.

С того дня, как они ездили на шашлыки, прошло три дня. Отношения вернулись в привычное русло, сны ей больше не снились, но особого сожаления это не вызывало – наверное, ей передали всю нужную информацию, и кто ж виноват, что она не смогла расшифровать ее?..

– Слушай, я сегодня ночевать не приду.

– Почему? – Юля растерялась.