Пятая жизнь

Улица, где жила Наташа, ей всегда нравилась. Много лет назад ее сделали пешеходным бульваром и теперь, среди изрядно подросших деревьев, стояли скамейки, на которых уютно соседствовали блаженные старушки, беззаботная молодежь с неизменными банками пива, мамаши, зорко следившие за бегающими и визжащими чадами; художники торговали здесь картинами, а длинные столы коллекционеров всех мастей были завалены «бесценным» старьем. Все они знали друг друга и весело переговаривались, создавая атмосферу всеобщей доброжелательности.

Юля дошла до дома, носившего в народе название «гармошка», но только теперь поняла его смысл – раньше ей не приходило в голову задуматься об этом, а он действительно был длинным и угловатым, напоминавшим растянутые меха; вошла в подъезд; поднявшись на второй этаж, позвонила. За дверью раздался собачий лай и громкий Наташин голос:

– Володь, открой! У меня руки грязные!

Через минуту дверь распахнулась, но, помня о собаке, Юля продолжала стоять на пороге. Во вспыхнувшем свете она увидела обшарпанный коридор и парня с длинными волосами, собранными в хвост; рядом вилял хвостом пятнистый длинноухий пес (хотя Юля и не разбиралась в породах, но в кино с такими зверями обычно ходили на охоту). Чуть дальше, высунувшись из комнаты, мальчик лет восьми с любопытством разглядывал незнакомую тетю. Никаких признаков праздника Юля не услышала; разве что негромкая музыка, но и та была совсем не зажигательной, а запах жареного мяса, доносившиеся с кухни, мог относиться, как к празднику, так и к обычному дню – все зависело от уровня достатка.

– Я – Володя, – представился парень, – проходите.

– Юля, – она переступила границу, но собака, по-прежнему виляла хвостом, да к тому же принялась тыкаться ей в ноги мокрым носом.

– Не бойтесь, – Володя махнул рукой, – он не кусается. Хук, на место!.. Я в юности боксом занимался, – пояснил он нетрадиционную кличку.

Хук поджал хвост и понуро поплелся вглубь квартиры; голова ребенка тоже исчезла, видимо, не узрев у тети никаких подарков. Юля опустила взгляд в поисках тапочек, но Володя скорчил смешную гримасу.

– Не разувайтесь, у нас сегодня тут такой бардак. Идемте.

Двигаясь по длинному коридору, Юля мельком заглянула в одну из комнат – на облезлых стенах пестрым панно висели картины; они же лежали на полу, пачками стояли вдоль стен, разобранные по форматам. На столе валялись искореженные тюбики с красками; рядом мольберт; в углу без всяких полок были сложены книги (поразительно, как штабель высотой в полкомнаты до сих пор не рухнул). На подоконнике стоял старый магнитофон, из которого слышалась та самая ненапряжная музыка. …Бардак – это слишком мягкое слово,  – подумала Юля, – хотя, с другой стороны, может, так и должно быть, если у тебя муж художник?..

Остальные комнаты оказались закрыты, зато на кухне дверь отсутствовала вовсе. От нее остались лишь половинки петель, торчавшие из дверной коробки, потому и запахи распространялись по квартире совершенно беспрепятственно.

Несмотря на распахнутое окно, в кухне было душно. Наташа суетилась у стола, кроша крабовые палочки.

– Привет, – она улыбнулась; положила нож, вытерла руки и достав сигарету, выдвинула ногой табуретку, – садись.

Володя вышел, оставив девушек одних. Хотя не совсем – Юля увидела Хука, вытянувшегося на подстилке. От жары пес высунул язык, а его белый с черными пятнами бок равномерно вздымался и опускался; при этом одним глазом он внимательно наблюдал за происходящим.

– Вовкина игрушка, – засмеялась Наташа, поймав Юлин взгляд, – он у него периодически работает моделью.

– У тебя муж художник, да?

– А я разве не говорила тебе? Художник от слова «худо», – Наташа вздохнула притворно трагически и тут же подмигнула, – шучу. У него есть шикарные работы, только у людей денег нет, чтоб картины покупать; вот и приходится тянуть, и мужа, и сына, и собаку… а что делать – люблю я его, – она глубоко затянулась, – может, сейчас наступит прорыв – тогда хоть ремонт сделаем.

…Какая она классная!  – Юля будто увидела Наташу новым взглядом, – оказывается, на уме у нее не только цифры!..

Такая Наташа ей нравилась гораздо больше, и она спросила:

– А что у вас сегодня за праздник?

– Друзья за «бугор» уезжают. Они два раза там уже были и полностью расторговались – домой только баксы привезли; все картины по частным коллекциям разошлись. Короче, Вовка договорился, чтоб они десяток и его работ прихватили на пробу. Если пойдут, на следующий год он сам поедет, – Наташа посмотрела на часы, – поможешь? А то ж надо, и стол накрыть, и у Вовки еще его шедевры не упакованы. Он – натура творческая; кроме кисти и рюмки, в руках ничего не держится, так что все делать мне приходится, – Наташа произнесла это с такой гордостью, что, несмотря на разгром в квартире, старую мебель и тарелки с отбитыми краями, Юля даже позавидовала. Она почувствовала давно утраченный юношеский азарт, когда можно делать все, лишь бы тебе самой это нравилось. Кураж, возникший еще в городе неясным предчувствием, получил реальную опору и требовал немедленного выхода.

…Как сказал Алексей? Не всегда есть необходимость верить в прошлые жизни… Блин, и почему все такие умные, одна я – дура, ни до чего не могу дойти своим умом?.. Действительно, какая прошлая жизнь, если настоящее бывает так классно!..

– Салаты дорежешь? – Наташа погасила сигарету, – а я займусь фасолью.

– Может, я займусь фасолью? – Юле очень хотелось проявить себя, ведь из катящейся кувырком жизни она все-таки сумела почерпнуть кое-что полезное, – у меня есть классный рецепт, только всякой травы много надо.

– Давай, – Наташа явно обрадовалась, – «травы» полный холодильник. Мы ж ее едим, как кролики; у нас даже персональная зеленщица на рынке есть. Вовка ей как-то картинку подарил, так она теперь нам все отдает в полцены. Я ему говорю, ты б лучше в мясных рядах такой блат завел.

– …Нат, а веревка у нас есть? – раздался Володин голос.

– У нас все есть!

С уходом Наташи вернулись более здравые мысли, и Юля решила, что несмотря на сиюминутный восторг, вряд ли смогла б жить такой жизнью. Это, как фейерверк, которым нельзя любоваться круглосуточно, иначе начнут болеть глаза, уши; а еще она подумала, что просто попала в нужный момент в нужное место, ведь не каждый день люди преисполнены радужных надежд – остальное-то время здесь наверняка царит рутина, как и во всех семьях, только еще отягченная отсутствием денег.

…Это опять же их будущее, а за сегодняшний день я им так благодарна!..  – радостно подумала Юля, – о, я знаю, чем с Наташкой расплатиться – если все получится, познакомлю ее с колдуном… или лучше не ее, а Володю! Может, в прошлой жизни он был, например, Айвазовским, и все это вернется…

Юлины руки механически крошили, перемешивали, ссыпали, а Наташа, отдав требуемую веревку, рассказывала о Володиных работах, о постоянных клиентах, которые у него все же имелись, о ребятах, уезжавших в Германию, и еще много всего, что Юля оказалась просто не в состоянии запомнить. Лавина эмоций захлестнула ее настолько, что она уже начала чувствовать и себя причастной к специфичному миру, существовавшему по своим законам, не укладывавшимся в жесткие рамки «кухня – постель – поход в магазин».

Обосноваться решили на кухне по той простой причине, что там находился единственный подходящий стол (второй, имевшийся в квартире, был перемазан краской во все цвета радуги). В отсутствие нормальных салатников Наташа выставила все в тех же мисках, где оно готовились; не нашлось и пяти одинаковых рюмок, но после того, как хозяйка с любовью оглядела свое творение, поправив покосившуюся пирамиду из хлеба, Юля решила, что, возможно, в этом тоже есть определенный шарм – эдакое бравирование общественным мнением и устоявшимися традициями.

– Класс, – заключила Наташа, – пошли, поможем Вовке.

Пока Юля мыла руки и курила, стряхивая пепел в пол-литровую банку, до нее доносились громкие голоса, спорившие между собой, а вошла она в мастерскую, когда Наташа выразительно стучала себе по лбу согнутым пальчиком.

– Вовка, ты, блин, охренел Зачем клоуны? Сашка ж говорил, что лучше всего идут пейзажи!

– А у него ничего, кроме пейзажей нет! Что он еще скажет?

– Но у других-то есть!

– И все равно я ее отправлю, – Володя отставил картину.

– Юль, – Наташа повернулась к подруге, – глянь свежим глазом – стоит такое везти за границу?

Взглянув на причину конфликта, Юля решила, что, скорее всего, Наташа права и вряд ли кто-то позарится на рыжеволосые существа в голубых штанах, сидящие на красно-белом полотнище из квадратов и ромбов, но вслух сказала:

– Кто ж их знает, тех немцев? А вдруг именно этого им не хватает до полного счастья? – она медленно пошла вдоль стен. Не разбираясь в живописи, Юля боялась высказывать свое мнение, но картины ей не нравились. Издали они выглядели гораздо лучше, а при ближайшем рассмотрении казались кустарными поделками – сквозь краску кое-где даже проступали карандашные линии. …И где тут «шикарные работы»?.. Хотя современная живопись… вон, по телеку такое показывают…

– Как тебе? – спросил Володя, но от трудного ответа Юлю спас звонок в дверь.

Хозяева, оставив споры и нацепив на лица улыбки, пошли открывать; послышался заливистый лай Хука. Юля решила, что ей не стоит выходить, встречать незнакомых людей, и продолжила осмотр.

Цирковая тема, похоже, являлась для Володи любимой – кроме клоунов на полотнах присутствовали акробаты, гимнасты (хотя, может, это были и существа женского пола – Юля не могла определить точно). Отдельную серию составляли персонажи Комедии масок, только какие-то угловатые, будто собранные из «Lego». Кто есть кто, Юля выяснила только из бумажек, засунутых за края рам, и оказалось, что Пьеро отличается от Арлекина лишь печальным лицом и отсутствием задорных колокольчиков на колпаке, а Коломбина от них обоих, пышным клетчатым платьем и высокой несуразной прической. Еще на картинах было множество «модификаций» Хука, которые весело кувыркались на расписанных геометрически правильными узорами ковриках.

К завершению третьей стены Юля почувствовала, что несмотря на абсолютно другое представление о живописи, картины поднимают ей настроение. …Может, это и есть главное в искусстве, а не то, в каком стиле выполнено произведение?.. Но додумать эту мысль Юля не успела – вся компания ввалилась в комнату и сразу стало шумно и тесно.

Одного из уезжающих, улыбчивого бородача, звали Сашей, а второго, больше похожего на спортсмена, нежели на художника, Ваней. Знакомство получилось формальным, потому что ребята сразу взялись за картины, и к глубокому Наташиному разочарованию, единогласно одобрили все десять предложенных Володей картин; Саша только добавил:

– А ты не хочешь отдать еще и «старые улочки»?

– И смысл?.. – Володя пожал плечами, – это ж германская тематика; думаю, у них такого добра своего хватает.

– Нет, слушай!.. – Наташины глаза загорелись, – ведь реально классные работы! – она повернулась к Юле, – из прошлой поездки ребята привезли открытки – виды таких, знаешь, маленьких городков, а Вовка стилизовал их под средневековье. Вов, достань. Где они?

– Да тут; куда им деться? – Володя извлек из угла несколько высоких, узких холстов, на которых неясно проглядывали мощеные улочки, залитые дождем; остроконечные башни; часть пустой, безлюдной площади…

Скользнув взглядом по серым, чуть размытым изображениям, Юля ясно представила себя, идущей по мокрой булыжной мостовой; подняв голову, в высоком, узком окне, увидела Володю и остальных, словно оказавшихся по другую сторону, то ли холста, то ли реальности. Обалдело открыла рот.

– Что, нравится? – воскликнула Наташа.

– Нет… то есть, нравится, но мне показалось, будто я там…

– Ты была в Германии? – удивленно перебил Иван.

– Вот она, великая сила искусства! – засмеялся Саша.

– Я не была в Германии… – Юля уже собралась рассказать историю своего сна – творческим людям это могло быть интересно, но Володя посмотрел на часы.

– Юль, ты говори, а мы пока будем паковаться, иначе машина придет – даже по рюмке не хлопнем.

Рассказывать под шелест упаковочной бумаги, когда люди думают совсем о другом, не хотелось.

– Потом как-нибудь, – она наклонилась, вглядываясь в марево дождя, словно снова пытаясь вернуться в… она была уверена, что этот город называется Мидгейм.

Когда «худсовет» все-таки решил забрать и немецкие пейзажи, ей вдруг стало безумно жаль расставаться с ними.

– А можно я прямо сейчас куплю вот эту? – она указала на залитую дождем улицу.

– Запросто! – Володя подхватил картину, – тебе завернуть?

– Я завтра заберу, – Юля подумала, что не слишком удобно вечером, когда в транспорте полно народа, таскаться по городу с громоздким свертком, – сколько она стоит?

– Договоримся, – Володя отставил картину.

Дальнейший процесс Юлю перестал интересовать – интригующая бездна вновь разверзлась перед ее мысленным взором, ведь если город виден не только ей, а, к примеру, Володе, значит, он и правда существует! Она стояла перед своей картиной, изучая мельчайшие детали и настроение вернулось; в голове даже возникли неясные голоса, но, вот, ощущение скользкого булыжника под ногами и мокрых стен, до которых можно дотронуться, протянув руку, не приходило. …Неужто, это какая-то коллективная игра воображения?..  – она отвернулась, наблюдая, как ребята заворачивают полотна, как Наташа ножницами режет тонкий капроновый шнур, и это начинало бесить. Она ведь уже настроилась на то, что у нее есть прошлая жизнь, и очень хотелось почувствовать себя новым… вернее, «старым» человеком! Закурив, Юля отошла к окну, за которым раскинулся знакомый Воронежский пейзаж, не имевший к ее мыслям никакого отношения. …Нет, средневековье мне ближе… даже как-то роднее… Она не заметила, как стопка увязанных картин заняла место у двери.

– Если все удастся спихнуть, – Иван похлопал по ней рукой, – считайте, год проживете без забот о хлебе насущном.

– Ох, хоть бы!.. – Наташа подняла глаза к потолку, молитвенно сложив руки, а Ваня подошел к Юле.

– Ты – молодец, хорошую работу выбрала.

Юля не стала объяснять, что это не она выбрала «работу», а «работа» выбрала ее – просто им не довелось встретиться раньше; а, вообще, она ждала лишь одного – когда наступит девять часов.

Дружно переместившись на кухню, все уселись за стол; выпили за дорогу, за таланты, которыми кишит русская земля и которых не хватает на западе, за успешную торговлю…

– Юль, – Володя улыбнулся, – тебе с нами скучно?

– Ты что?.. – Юля неуверенно улыбнулась в ответ; обвела взглядом кухню, но часов не увидела, а демонстративно доставать телефон, постеснялась.

– Кстати, – отодвинув тарелку, Саша закурил, – что ты начала рассказывать про Германию?