– Паш, – Юле не хотелось вновь обсуждать то, в чем они никогда не смогут договориться, – лазить я больше никуда не буду – слово даю; да и все ты вчера логично говорил…
– Вот и умница, – он поднял ее лицо, намереваясь поцеловать, но сначала спросил, – так куда ты собралась?
– Заметь, я больше не скандалю, не обзываю ни тебя, ни твою барышню – я просто иду по своим делам.
– У тебя появились свои дела? – удивление сменилась воинственностью – наверное, пассивность противника всегда вызывает желание добить его, но Юля не стала дожидаться продолжения; положив расческу, она открыла дверь.
– К ужину, думаю, вернусь, но, в принципе, все в холодильнике. Ты сегодня никуда не уезжаешь?
– Нет. Но когда приду, не знаю – работа, ты ж понимаешь.
– Понимаю, – сочувственно кивнув, Юля вышла.
Щелкнул замок, и Паша вздохнул с облегчением, хотя обычно Юля не мешала ему – занятый своими мыслями, он лишь иногда замечал, что жена перемещается по квартире, возится на кухне; да, она присутствовала в его жизни, но очень незаметно, не пытаясь вторгнуться в нее, а лишь обставляя необходимым уютом. Это ощущение незыблемости быта настолько прочно отложилось в сознании, что любое отступление от правил (вроде, сегодняшнего) создавало в голове революционную ситуацию, а любая революцию приносит, в первую очередь, дискомфорт в мироощущении. Однако сегодня революции не случилось – слишком мягким получился протест «низов», поэтому едва Юля исчезла, вернулось и душевное спокойствие.
На столе Пашу ждали бутерброды и горячий чайник.
– Спасибо, рыбка моя. Все было очень вкусно, – поблагодарил Паша пустую кухню и пошел одеваться.