Как учили, Юля уставилась на шар и вдруг почувствовала, как холодеют ноги; когда она перестала ощущать их своей частью, омертвение поползло выше, пока, в конце концов, действительно, не остались одни глаза, вобравшие всю ее сущность. Сколько длилось противостояние глаз и шара, Юля не представляла, но поняла, что ее инстинктивное сопротивление сломлено и по взгляду, словно по трубе, она перетекает в шар. Самое удивительное, что ей не было жаль тела, ведь больше оно ей не потребуется, так как не может разместиться в шаре…
Колдун сделал пальцами движение, будто стряхнул с них воду, и шар стал мутнеть. Густые облака, похожие на дым, заклубились, окрашиваясь в желто-оранжевые тона, которые становились все ярче и насыщеннее. Юлины глаза закрылись, руки судорожно вцепились в колени; вся она напряглась…
– Говори! – приказал колдун, – не молчи! Я не знаю, где ты!
– Зима… – Юля с трудом разлепила губы, – я вижу снег, – она зябко повела плечами, – мне холодно… и, наверное, я – ребенок, потому что дома вокруг кажутся очень большими. Я достаю только до подоконника, и то, если подниму руку. Рука моя в варежке. Еще на мне цигейковая шубка, но мне все равно холодно. Я иду по набережной и вижу шпиль Петропавловской крепости, здание биржи на стрелке Васильевского острова. Я плачу… – тут Юлин голос изменился, став совсем тоненьким, – мамочка, помнишь, как мы ходили этой дорогой в садик и всегда заходили в магазин, чтоб купить бублик и конфет?.. Еще там продавали хлеб… Мамочка, как же я хочу есть… Если б мы тогда купили много-много хлеба и насушили сухарей, бабушка с папой не умерли б… Мамочка, почему немцы хотят убить нас?.. Но ведь ты не умерла, правда? Без тебя я тоже умру… Мамочка!.. Нет, это чужая тетя – у нее другое пальто и платок, а у тебя была шапка из меха; и лицо у нее синее, покрытое инеем. Наверное, она потерялась и замерзла, а какая-нибудь девочка также ищет ее… Помнишь, там, где сейчас черные обгоревшие стены, был магазин с игрушками – там мы купили деревянную лошадку, которую папа сжег, когда еще был жив. Лошадка сгорела, но в комнате все равно было холодно… Мамочка, почему так, ведь она была такая большая и красивая?.. Зачем я иду домой? Там холодно, как на улице… и тебя там нет… мы все скоро умрем…
Юлин голос дрогнул. Она пыталась говорить дальше, но рыдания скомкали слова. Колдун не видел, как слезы текли по ее щекам, а лишь слышал заикающуюся нечленораздельную речь; он сжал кулаки и тут же резко распрямил пальцы. Юля всхлипнула последний раз, схватив ртом воздух, и замерла.
Облака внутри шара заклубились быстрее, приобретая все более красные оттенки. Это являлось плохим знамением, но прожитые жизни уже нельзя изменить, и колдун давно привык взирать со стороны на чужие беды и страдания.
– Говори! – приказал он, видя, что Юля задышала ровнее. Ее тело перестало дрожать, а голова чуть откинулась назад.
– Я иду по улице. Она узкая и вымощена булыжником. Дома с закрытыми окнами. Я не одна. Еще пять женщин стоят или прохаживаются рядом. На мне платье с кринолином, пестрые чулки и туфли без каблуков. Плечи обнажены… господи, какая огромная грудь и какое огромное декольте! На голове… я не вижу… но, судя по другим женщинам, подобие чепца… О, нет!.. я жду мужчину… какого-нибудь мужчину. Я жду, пока приличный господин выйдет из кафе на углу, а потом подойду к нему, если, конечно, меня не опередит толстая Жастин…
Возникла длинная пауза, во время которой колдун оторвал взгляд от шара, повернувшись к Юле. Он не мог определить выражение ее лица, но, скорее всего, оно было бесстрастным, как обычно, когда человек переставал быть созерцателем, а постепенно вживался в образ, вспоминая свое очередное «я» и погружаясь в его мысли и ощущения.
– Как я ненавижу эту корову!.. – наконец выдохнула Юля, – вчера она пнула меня, испачкав платье, но если б я ввязалась в драку, то наверняка б оказалась в полиции… нет ничего хуже полицейского врача – лучше пройти через пять мужчин, чем один осмотр в участке. Вы ж не знаете, каково это, когда все пялятся на тебя, голую; шлепают, щупают, будто ты какая-то заморская тварь, а потом дадут пинка под зад и выгонят обратно на улицу. Как я ненавижу полицейских! Была б моя воля, убила б их всех!.. И Жастин с ними вместе! Жаль, в тот момент рядом не было Поля – он бы задал ей трепку, ведь из-за нее я упустила клиента, а это и его деньги тоже…
Почему Поль не хочет жить со мной нормально? Я б стала продавщицей, а он устроился в мастерскую. Возможно, у нас даже появились бы дети… Я б смогла его любить… хотя почему «смогла»? Я люблю его, и когда мы вдвоем в моей комнатке, я чувствую себя настоящей женой…
Нет, у этого матроса уже нет денег – с ним я только потеряю время. Пусть к нему идет малышка Клодит. Она еще молодая и глупая – не понимает, с кого можно получить луидоры, а с кого только побои…