Пятьдесят лет в Российском императорском флоте

Здесь я был в первый раз. Закрытая со всех сторон, кроме узкого входа с севера, Кильская бухта имеет форму растянутого эллипса, длиною около трех миль. В южной части бухты расположен старый голштинский город Киль, перешедший к Пруссии от Дании в 60-х годах прошлого столетия. На самом берегу стоит древний замок незатейливой архитектуры с черепичной крышей и остроконечными башенками по углам; это — памятник господствовавших здесь когда-то голштинских курфюрстов. Из этого замка был вывезен в Россию в первой половине XVIII столетия сын курфюрста Фридриха — юный принц Петр III, ставший потом злополучным русским императором и родоначальником возобновленной династии Романовых. Впоследствии, в 1901 г., командуя «Герцогом Эдинбургским», я зашел в Киль, возвращаясь из Атлантического океана в Россию, и был приглашен принцессою Иреною на обед в этот замок, где я имел случай видеть старинный портрет курфюрста Фридриха, отца Петра III.

В настоящее время этот замок реставрирован и в нем живет принц Генрих Прусский, адмирал германского флота. От замка к северу, по обоим берегам залива, тянутся старые, заботливо оберегаемые парки, из этой зелени выглядывают крупные и мелкие здания и белеют чистенькие дачи растущего нового города. На западном берегу из них выделяется монументальный дворец — Морское Училище, откуда выпускаются офицеры германского флота. В юго-восточном углу бухты устроен военный порт с доками, эллингами и мастерскими. Рядом с ним находятся верфь коммерческого лота и судостроительные заводы известной Крупповской фирмы «Germania». В южной части обширного рейда стоят суда германской эскадры. По своим размерам Кильская бухта могла бы вместить не только весь современный германский флот, но тут хватило бы места и доброй половине английского королевского флота.

В северной части этой бухты, недалеко от выхода в море, на западном ее берегу построен шлюз, это ворота для входа в недавно прорытый канал Вильгельма, выходящий к устью реки Эльбы, к порту Брюнсбюттель. Этим каналом, чисто стратегического значения, Германия может передвинуть свой флот из Балтийского моря в Немецкое, не обходя кругом Дании. В 1899 г., командуя клипером «Крейсер», я прошел этим каналом, возвращаясь из Тихого океана в Россию. Разрешение на этот проход я получил лично от принца Генриха, будучи у него в Гон-Конге на обеде, когда к нему туда приехала принцесса Ирена.

Город Киль не отличается ничем от немецких портов с преобладающим военно-морским населением: казармы, клубы, площадки для парадов, рестораны, магазины с немецкой мануфактурой, гамбургскими сигарами и немецкими рейнскими винами.

Погода здесь стояла пасмурная, поэтому навести на рангоут окончательный лоск я отложил до Биоркэ, куда я просил командира зайти перед входом в Кронштадт, так как на этом трехсуточном паровом переходе наш борт был бы закопчен дымом, чего никак нельзя допустить, являясь в Кронштадт к смотрам.

Из Киля мы вышли 15 августа в Кронштадт, куда и я теперь стремился с большою радостью и нетерпением. Расставаясь с женою два года назад, я ехал в Триест на «Мономах» с тяжелой думой и мрачным предчувствием. Но, благодаря Богу, я счастливо вышел из хаоса, царившего тогда на фрегате, а теперь, возвращаясь в Россию к предстоящим смотрам, я был спокоен за фрегат, офицеры гордились его щегольским видом, а команда на марсах работала лихо, чего я достиг частыми учениями на якорных стоянках на обратном пути. В кают-компании было весело и шумно, о бывших «драмах» давно позабыто. Все охотно стремились домой к ожидавшим их родным и семьям. В тот год, 1892, в России был голод вследствие постигшего Россию неурожая (1891) в юго-восточных и волжских губерниях, и холера в Москве, Петербурге и Одессе, но мы вдали от родины, не испытывая на себе остроты этих бедствий, почти не думали о них, занятые мыслями о предстоящих радостных встречах с родными.

В Балтийском море мы имели ясную погоду со свежим попутным ветром. Механики стремились нагнать больше пару, и фрегат бежал домой, точно по наклонной плоскости, делая до 13 узлов.

На третьи сутки мы прошли остров Гогланд и к вечеру вошли на рейд Биоркэ, где и стали на якорь. Наутро, спозаранку, я принялся за окраску борта. День, к счастью, был солнечный, борт быстро высох, и вечером мы пошли в Кронштадт. Около 9 ч вечера было уже темно, когда мы вошли на Большой рейд и отдали якорь. Ну, слава Богу, вернулись домой! Командир в мундире поехал сейчас же к Главному командиру являться, и я с большим волнением ожидал его возвращения, надеясь, что он предложит мне съехать сейчас на берег, так как я знал, что Марии Ивановны нет еще в Кронштадте. Вернувшись скоро на фрегат, командир отпустил меня, и я захватил с собой несколько некрупных вещей для подарков жене и детям. Я был счастлив найти ее здоровою, но несколько утомленною вследствие пережитых ею за мое отсутствие многих тревог за меня и забот о детях, которые в течение двух лет оставались на ней одной без мужской помощи или совета отца. Дети были здоровы и на дачном воздухе совершенно поправились.