Пятьдесят оттенков ярости (СИ)

— Тем более, — подхватил Нико, — ты не можешь отрицать того, что Католина все это заслужила. Нужно было меньше вертеть хвостом перед хозяйским сыном.

— Действительно, — добавила Хим. — Неужели она, в самом деле, считала, что может завоевать Маттео, стать его девушкой, и все в таком духе?! Разве непонятно, что сеньор Бальсано — дипломат, человек из высшего общества — не допустит связи своего сына с простой служанкой?! Что за нелепая самонадеянность?!

— Не все меряется обычной меркой, Хим, — возразил я, оторвавшись от Нины. — Я прекрасно знаю Анхелло Бальсано. Этот человек — положительный до мозга костей. Наши с Маттео отцы не только служат в одной дипломатической делегации, но и являются друзьями еще с университетских времен. И, поверь, Анхелло примет любой выбор сына, если только тот представит эту девушку по всем правилам. Вот, Луну он принял прекрасно, потому что видит, как они с Маттео любят друг друга. Мой отец, по этой же причине, хорошо принял Нину. Так что не нужно грести всех богатых людей под одну гребенку.

Хим смутилась:

— Я поняла. Прости.

— Все в порядке, — мягко улыбнулся я. — Ты ведь не знала. Наверняка, в твоей жизни были только надменные хлыщи вроде Шерон Бенсон? Чем занимается твоя мать?

— Кстати, да, — спохватился Нико. Вчера ты обещала подробнее рассказать о ситуации в своей семье.

— Ну, собственно, там и рассказывать особо нечего, — пожала плечами Хим. — Мама родила меня еще в университете от какого-то случайного парня.

— Что значит — от случайного? — опешила Нина.

— То и значит, — вздохнула рыжая. — История, конечно, довольно мерзкая. Целомудрием моя мама никогда не отличалась, и долгое время просто вела беспорядочные половые связи. Проще говоря, спала со всеми подряд.

— Ужас какой! — поморщился я.

— Форменный кошмар, — согласилась девушка. — Вот, таких людей я просто не понимаю. Если ты еще не нашла свою любовь, то зачем ложиться под каждого встречного-поперечного?! А если нашла, будь с ним и не смотри на других!

При этих словах, Нико посмотрел на свою девушку с немым восхищением. Да и я, воспринимая Хим, как сестру, почувствовал что-то, похожее на гордость. А мое уважение к Медине резко возросло.

— В общем, так я и появилась на свет, — продолжала Хим. — Неизвестно, от кого и неизвестно, зачем. Уж поверьте, будь у моей мамы такая возможность, она бы обязательно сделала аборт. Но, увы, о беременности ей стало известно уже тогда, когда для него было уже поздно. А сейчас вы, наверное, вообразили, что после моего рождения мама резко меня полюбила. Вот и нет. Она просто спихнула меня бабушке и продолжила веселье. Я надеялась, что мама вернется за мной, когда закончит учебу, работу и квартиру. Но время шло, а она даже звонила раз в несколько месяцев. Нет, я не жалуюсь. Бабуля меня очень любила, и мне было с ней хорошо. Но, сами понимаете, мама — есть мама. В конце концов, когда мне исполнилось четыре, а она даже не позвонила и не поздравила, я окончательно смирилась с тем, что не нужна ей, и перестала чего-то ждать. А потом…

Голос Хим дрогнул, а глаза заволокла мутная пелена, как будто бедняжка вспомнила о чем-то страшном. Нико ласково погладил любимую по волосам и мягко спросил:

— Что было потом, малышка?

— Когда мне было шесть, бабушка умерла, — резко продолжила девушка. — И маме пришлось меня забрать. К тому времени, она уже руководила фирмой по продаже ювелирных украшений, но вела все такой же легкомысленный образ жизни. Я долгое время не подпускала ее к себе — боялась. Впрочем, она особо и не стремилась мною заниматься. Я была предоставлена сама себе, но мне уже было все равно. Конечно, в деньгах мать меня не ограничивала. Я получала все, чего хотела. Все, кроме ее любви, которой, собственно, уже не ждала тогда и, тем более, не жду сейчас. В общем, год назад мама вышла-таки замуж за адвоката и остепенилась. Я уже подумала, что теперь все наладится, и мы станем семьей. Но нет. Отчим откровенно меня третирует, называя ошибкой маминой молодости, а та утешает его и говорит, что, как только мне исполнится восемнадцать, отправит куда подальше.

Мы еще с минуту молчали, будучи не в силах переварить эту скверную историю. Сердце мое разрывалось от боли за эту малышку, которая были лишена и материнской любви, и отцовской. А еще, я искренне презирал сеньору Медину. Да как эта женщина, вообще, может называть себя матерью?! Уму непостижимо! Но, также, меня не оставляло ощущение, что Хим чего-то недоговаривает. Но давить на нее сейчас — значит довести бедняжку до истерики. Вон, какая он бледная. Ничего, потом пробью по своим каналам. От самой девушки мне нужно только одно.

— А как зовут твою мать? — спросил я как бы, между прочим. — Вдруг мой отец ее знает.

— Хулия, — пожала плечами рыжая. — Хулия Медина. А теперь — Хулия Феральдо.