Медсестра предложила Нори ребенка, как только его вымыли и запеленали, но та покачала головой.
– Отдай его Акико, – промолвила она, затем повернулась к посыльному. – Скажи моей бабушке, что я передаю в ответ.
– Да, госпожа?
– Пошлите кого-нибудь найти мою мать. И если она жива, верните ее домой.
Мужчина кивнул и поспешил из комнаты.
Акико вышла вперед и взяла маленький сверток из рук медсестры.
– Красивый мальчик. Я буду очень его любить. Я позабочусь обо всем, маленькая госпожа. Обещаю.
– Я знаю. – Нори все еще была в тумане после лекарств, которые ей дали от боли. – Никому другому я бы его не доверила.
Именно Акико готовила детскую, шила детскую одежду, придумывала имена. Но имена, которые она придумывала, были исключительно девичьи.
Акико колебалась.
– Ты уверена, что не хочешь его подержать?
Нори отвернулась.
По правде говоря, она не могла заставить себя прикоснуться к нему. Ее выбор сделал малыша ублюдком. Ее выбор сделал его сиротой. Ее выбор сделал его первым сыном, но тем, кто никогда ничего не унаследует, кто навсегда останется в тени своего младшего брата. Сводного брата.
Сына, которого она родит от тщательно отобранного будущего мужа.
Ноа получил краткое письмо, полное лжи о том, что она больше не любит его, и мольбы ее забыть.
Нори искренне надеялась, что он не заметит пятен слез на странице. Она надеялась, что он ее возненавидит. Что унижение и гнев помогут ему выстоять, пока она не станет лишь далеким воспоминанием. Он был молод, ему едва исполнилось двадцать, и, если повезет, он оправится. Она не позволяла себе думать об альтернативе.
Потому что альтернатива делала ее монстром.
Элис получила более глубокое представление об истине, но они, вероятно, никогда больше не увидятся.
Она нарушила свое обещание. Она стала Иудой для тех, кто любил ее больше всего.
Это были лишь первые жертвы на избранном ею пути. Нори знала, что будут и другие.
– Отнеси его в его комнату и накорми, – велела она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдавал холода, царившего в душе.
Глаза Акико наполнились слезами.
– О, маленькая госпожа, он твой сын. Разве ты не хочешь к нему прикоснуться?
Нори удалось слегка улыбнуться.
– Может быть, завтра.
Поскольку Акико была занята уходом за ребенком, именно ее дочь Мидори ухаживала за Нори на протяжении большей части ее выздоровления. Она была приятной девушкой, которая любила поболтать о моде и фильмах. Она смотрела на Нори восхищенным взглядом, ее щеки краснели от поклонения герою.
– Вы такая красивая, – сказала она однажды, расчесывая волосы Нори у туалетного столика.
Нори улыбнулась.
– Как и ты.
Мидори пожала плечами.
– Мальчики в школе так не думают.
– Мальчики в школе глупые.
Мидори хихикнула.
– Может быть. Боюсь только, тогда я парня не заведу.
Она заколебалась и отвела взгляд.
Нори наклонила голову.
– Что такое?
Девочка покраснела.
– Ничего. Не мое дело. Мама говорит, что я слишком много болтаю.
– Ничего, – мягко сказала Нори. – Спрашивай.
Мидори переминалась с ноги на ногу.
– Вы… у вас был парень. Я имею в виду жених. Вы собирались выйти за него замуж?
Нори почувствовала, как у нее скрутило живот. Она постаралась не морщиться.
– Да.
– И он… отец ребенка?
Боль усилилась.
– Да.
– Но вы не можете быть с ним, – заключила Мидори, – потому что вы должны выйти замуж за респектабельного достойного мужчину и родить законного ребенка. Так говорит мама.
Нори подавила раздражение.
– Да, все верно.
– Но почему? – выпалила Мидори. – Почему вы не можете поступать так, как хотите? Как только леди Юко умрет, разве не вы будете главой?
Нори глубоко вздохнула и посмотрела на свое напряженное лицо в зеркале. Ей пришлось напомнить себе, что темные махинации ее семьи неочевидны этой наивной девушке.
Точно так же, как когда-то они были неочевидны для нее.
– Это невозможно, – прямо сказала она. – Во-первых, меня и так с трудом принимают такой, какая я есть. Правильный муж с правильным именем – мой единственный шанс. Если бы я вышла замуж за иностранца, нас обоих выгнали бы в мгновение ока.
Мидори сморщила нос.
– Но разве вы не можете завести любовника? Если это сделает вас счастливой?
Нори с сомнением подняла бровь.
– Нет. Я не мужчина. Меня назовут шлюхой – если уже не назвали, – и никто не станет меня слушать. А кроме того… – ее голос дрогнул, – ему могут причинить боль.
Мидори ахнула.
– Они бы сделали такое?
– Лучше не рисковать, – ответила Нори, заставляя себя улыбнуться. – Кроме того, мой Ноа никогда бы не согласился сидеть в тени и смотреть, как я выхожу замуж за другого мужчину, смотреть, как у меня рождаются дети от другого мужчины. Он никогда не смог бы наблюдать, как мое наследство минует нашего сына – а любой мужчина, за которого я выйду замуж, будет настаивать на этом. Иначе вообще нет смысла брать меня замуж.
Нори закрыла глаза.