Пятеро, что ждут тебя на небесах

Эдди замотал головой:

– Нет… нет… погоди… погоди… погоди… Мне кажется, там кто-то есть…

– Нет там никого! БЕЖИМ!

Эдди охватило отчаяние. Он повернулся лицом к строению. Мортон снова схватил его за плечи. На этот раз Эдди развернулся и со всего маху ударил его в грудь. Мортон упал на колени. Голова у Эдди тряслась. Лицо его перекосилось от гнева. Он снова повернулся к пламени, едва ли в состоянии открыть глаза. Там. Что это? Движется за стеной? Там?

Он сделал шаг вперед: невинное существо сейчас сгорит прямо у него на глазах. Вдруг остатки крыши с грохотом обвалились, и искры электрической пылью обдали его с ног до головы.

И тут вся мерзость войны вдруг выплеснулась из него, точно желчь. Ему стала невыносима неволя, невыносимы убийцы, невыносимы кровь и месиво, запекшееся у него на виске, невыносимы бомбежка и поджоги и бесполезность всего этого, вместе взятого. И ему захотелось спасти хоть что-нибудь: частичку Рабоццо, частичку себя, хотя бы что-нибудь. И он ринулся в пылающие развалины в безумной уверенности, что каждая мелькнувшая там тень – это живое существо. Над головой рев самолетов перекрывался грохотом выстрелов.

Эдди двигался словно в трансе. Он прошелся по горящей нефтяной луже, и его одежда на спине вспыхнула. Желтое пламя метнулось вверх по ноге. Эдди вскинул руки к небу и заорал:

– Я ПОМОГУ ТЕБЕ! ВЫХОДИ! Я НЕ БУДУ СТРЕЛЯ…

Невыносимо жгучая боль пронзила ногу, и Эдди, длинно, грязно выругавшись, рухнул на землю. Из раны под коленом сочилась кровь. В небе, освещенном синеватыми вспышками, ревели самолеты.

Он лежал на земле, обжигаемый огнем и истекающий кровью, закрыв глаза от нестерпимого жара, впервые в жизни готовый умереть. Кто-то потащил его назад, покатав по грязи, чтобы затушить пламя, и он, ослабевший и потрясенный случившимся, уже не сопротивляясь, был точно мешок с бобами. А потом он лежал в машине, вокруг него сидели его товарищи и повторяли: «Держись. Держись». Спина его обгорела, колено онемело, кружилась голова, и он чувствовал себя усталым, невыносимо усталым.

Капитан размеренно кивал, припоминая те последние минуты.

– Помнишь, как ты оттуда выбрался? – спросил он.

– Пожалуй, нет, – отозвался Эдди.

– На это ушло два дня. Ты то терял сознание, то приходил в себя. Потерял много крови.

– И все-таки мы оттуда выбрались.

– Да-а-а… – протянул капитан и тяжело вздохнул. – Но пуля эта тебя достала будь здоров.

И действительно, пулю так и не удалось извлечь. Она повредила нервы и застряла в кости, расколов ее сверху вниз. Эдди дважды оперировали, но так и не вылечили. Доктора сказали, что он будет хромать и что с годами, когда поврежденная кость ослабнет, хромота станет еще сильнее. Врачи объявили ему: они сделали все, что могли. А кто знает, так это было или нет? Эдди понимал одно: с тех пор, как он очнулся в медсанчасти, жизнь его круто переменилась. О том, чтобы бегать, теперь не могло быть и речи. О том, чтобы танцевать, – тоже. Но хуже всего было то, что его отношение к действительности стало совсем иным. Он как бы отстранился от жизни. Все вокруг казалось или глупым, или бессмысленным. Война не только повредила ему ногу – она вползла в его душу. На войне он многое познал. И вернулся совсем другим.

– Ты знаешь, – снова заговорил капитан, – что я в своей семье был военным в третьем поколении?

Эдди молча пожал плечами.

– Так вот. Я умел стрелять из пистолета, когда мне было только шесть. Каждое утро отец проверял застеленную мной постель: подбрасывал двадцатипятицентовую монету и смотрел, как она отскакивает от простыни. За обеденным столом я обязан был говорить «да, сэр», «нет, сэр».

До того как поступил на службу, я только и знал, что подчиняться приказам. А там, на службе, не успел оглянуться, как сам уже отдавал их.

В мирное время было совсем по-иному. У меня было немало этих рекрутов-умников. Но потом началась война, и пришли совсем другие, молодые, вроде тебя, которые уважали меня и готовы были выполнить любое мое приказание. В глазах у них был страх. А ко мне они относились так, точно я знал о войне какую-то тайну. Им казалось, я могу уберечь их от смерти. И тебе ведь тоже так казалось, правда?

Эдди признался, что так оно и было.

Капитан почесал затылок.

– А я, конечно же, не мог. Я ведь тоже выполнял свои приказы. Но раз уж я не мог сохранить вам жизнь, то мне хотелось хотя бы удержать вас всех вместе. На войне нужно отыскать пусть маленькую, но идею, в которую можно поверить. И стоит только тебе ее найти, как ты хватаешься за нее, как солдат за свой крестик во время молитвы в укрытии. И моей идеей было твердить вам каждый день: никого не оставлять в беде.

Эдди кивнул.

– Это было для нас очень важно, – сказал он.

Капитан посмотрел ему прямо в глаза.

– Надеюсь, что так оно и было, – отозвался он.

Он полез в нагрудный карман, достал еще одну сигарету и закурил.

– Что значит «надеетесь»? – спросил Эдди.

Капитан выпустил дым и указал сигаретой на ногу Эдди.

– Потому что, – произнес он, – это я тебя подстрелил.