Пятеро. Восставшие из пепла (СИ)

Энки подошла к кассе и начала что-то обсуждать с продавцом. Он положил какую-то вещь в пакет и протянул девочке. Энки улыбнулась, кивнула и подошла к Астори.

— Вот, смотри.

В пакете оказалась пара мужских носков и шоколадка.

— У них акция такая.

— Энки, ну зачем? Не стоило. Говори, сколько ты заплатила? Я тебе сейчас верну.

— Да брось, — Энки махнула рукой. — Зато у тебя есть шоколадка к подарку. И носки.

— Вообще-то можно было просто шоколадку купить!

— А носки?

— Я ему что, носки подарю?

— Всё же лучше, чем банальный шампунь!

Астори недовольно мотнула головой и отвернулась. Её взгляд упал на один из дальних шкафов, и из губ девочки вырвался восхищённый возглас.

— О, какая прелесть!

Это были золотые наручные часы. Красивые, но строгие, деловые, но утончённые, сотканные, как и Рон, из противоречий. Пакет чуть не выпал из рук Астори. Это был идеальный подарок на день рождения.

К ней подошла Энки.

— На что смотришь? — Она проследила за её взглядом. — О…

Девочка шагнула ближе к шкафчику и наклонилась к стеклу.

— Красивые часики. Но ты посмотри на ценник…

— Да… — Астори мигом погрустнела. — У меня нет столько денег… Я попросила триста нобелей у учителя Вэ… То есть у дяди, но этого недостаточно.

— Может быть, — раздался голос рядом с ней. Астори вскрикнула и обернулась. Эд посмотрел на неё с испугом.

— Астори, это я!

— О Мастер, — девочка облегчённо вздохнула. — Ты так меня напугал!

— Извини. — Эд почувствовал на себе чей-то взгляд и увидел стоящую рядом Энки. — Эм, привет! Э… Экки, кажется, да?

— Энки.

— Да… Ну, приятно встретиться с тобой. Слушай, Астори, — Эд снова повернулся к девочке, — я тут услышал твои слова и… В общем, мы с Дексом тоже попросили деньги у учителя Вэя…

— Да вы его просто разорите! — рассмеялась Астори.

— Это же для благого дела! Короче, слушай, когда он узнал, зачем нам это, то сразу отвалил нам три тысячи нобелей!

— Три тысячи? — Лицо Астори побелело. — Мастер, но это же такие деньги…

— Не волнуйся, для него это пустяки! Он сам нам их дал. Так вот, это значит, что теперь мы сможем купить Рону эти часики!

Астори улыбнулась.

— А вот теперь мне нравится ход твоих мыслей!

***

Рон поднялся и размял затёкшие плечи. На кровати лежали два заказных письма: от Дэрвинга и отца. Широкие, на белой гербовой бумаге, с изящным орнаментом по краям. А внутри — всё те же бездушные выражения, скупые слова, холодные фразы…

«Ты вступил в очень ответственный возраст», «я надеюсь, что ты не опозоришь род Цукенгов», «будь благоразумен и осмотрителен», «всегда помни, чей ты сын»… О Мастер, как его всё это бесит!

Рон принялся раздражённо ходить взад-вперёд по комнате. Почему нельзя вернуть прошлое? Сейчас он бы всё отдал, чтобы увидеть маму…

Рон сел на кровать и зарылся пальцами в волосы. Он ни с кем не говорил об этом с тех пор. Сначала рана была слишком свежа, а потом… Потом он изменился. Не стал любить её меньше, нет: просто тяжёлая атмосфера дома окутала его душным покрывалом.

Постоянные мерзкие шуточки Дэрвинга, пустой взгляд отца… Как он может вести себя так, будто ничего не произошло? Как будто и не было этих трёх месяцев мучений, этих слабых проблесков надежды и неизмеримого горя? Как будто она не лежала в своей комнате совсем одна и не смотрела в окно большими печальными глазами?

Рон не мог этого забыть. Эти образы являлись ему во снах каждый день после смерти матери. Если бы только мама была жива! Она никогда не забывала о его днях рождения…

Но прошло уже столько времени. Пять лет. О Мастер, целых пять лет без мамы. Да пошло оно всё к чёрту!

Рон схватил стул и изо всех сил швырнул его в стену. Потом скомкал письма и разорвал их в клочья. Тяжело дыша, он опустился на пол и обхватил голову руками. Энергия рвалась наружу, пламенная, горячая, выжигая разум изнутри. Нет, он так больше не может! Голова скоро расколется от этих мыслей. Нужно что-то делать.

Как во сне, он поднялся, отыскал футляр и открыл его. Там лежала скрипка — тонкая, изящная, практически живая. Рон тайком утащил её из дома, когда уезжал. Скрипка была дорога ему как память. Они с мамой вместе покупали её.

Рон осторожно взял скрипку в руки и закрыл глаза. Он представил полутёмную комнату, сияющее лето за окном и стул. На нём сидела мама. Рон стиснул зубы и заиграл «Дождь». Её любимое произведение, которое он разучил специально для неё.

Он играл, закрыв глаза и не думая ни о чём. Играл так, как не играл ещё никогда в жизни. Исключая день маминых похорон.

Наконец Рон отложил скрипку, вернул её в футляр и убрал. Ему стало легче, захотелось с кем-нибудь поговорить. Но, как назло, учителя Вэя не было дома, Джей медитировал (или пытался) в зале тренировок и настойчиво попросил ему не мешать, Эд с Астори куда-то ушли, так что в итоге остался один Декс.

Рон уселся около него на кухне и с деланно безразличным видом принялся рассматривать потолок. Его жгло любопытство: знают они о его дне рождения или нет? С одной стороны, они вовсе не обязаны знать об этом, но… Они ведь лазили в его документах и могли увидеть. Всё-таки было бы приятно.

— Ну, как дела? — спросил Рон, закинув ноги на стол.