Пятикнижие чудес советских евреев

Через 10 лет после этого мы узнали, что Илья прислал из Канады (эту страну он упоминал 10 лет тому назад) заверенный в одном из госпиталей вызов своему сыну Матвею для предсмертного прощания в связи с неизлечимым раком. Советская почта и цензура доставили вызов через месяц после отправки, и еще почти месяц ушел на оформление выезда из СССР. За это время Илья умер, и Матвей приехал в Канаду через 12 дней после его похорон на одном из еврейских кладбищ.

До этого Илья успел жениться на еврейской женщине с тремя взрослыми детьми. Жена передала завет Матвею от Ильи стать настоящим кошерным евреем и изучать Тору. Матвей к этому времени женился на хорошей еврейской девочке и заимел от нее двоих чудных детей. Он, вопреки партийной маме и жуликоватой бабушке, стал после недельной поездки в Канаду исповедовать иудаизм и соблюдать кошер. Своего сына он назвал Илья. В Израиль он уехал вместе с поумневшими бабушкой и мамой через два года после нас, продав бабушкину половину нашего общего дачного дома тому же человеку из КГБ, который купил нашу половину.

Новый хозяин вырубил на объединённом участке большинство сосен, сломал двухэтажный бревенчатый сруб и построил за высоким забором трёхэтажный европейский коттедж, гараж и домик для гостей и охраны. Пожизненная охрана из трёх посменно и вместе кайфующих бездельников полагалась его жене, как дочери большого генерала КГБ.

Илья был одним из десятков тысяч евреев, которых за изучение иврита или отказ сотрудничать с КГБ начинали всячески мучить и избивать. Это помогало отпугнуть сомневающихся евреев и тешило самолюбие гэбэшников. Мучили и вербовали не менее 50 % евреев отъезжантов. Всех их выгоняли с работы и этим лишали средств к существованию.

Акт третий. Еврейский погром в Подмосковье

Сцена 1. Предиогромнал обстановка

Начиная с 1986 года, когда КГБ создал под вывеской псевдопатриотического общества «Память» общероссийское нацистское движение, везде, и явно по команде руководства КГБ, начались на предприятиях и в учреждениях, как в конце 40-х годов, проявления антисемитизма. Проводились «антисионистские» партийные и общие производственные собрания, а также появились гнусные статьи в газетах. Чувствуя безнаказанность, из нутра многих людей попёрла прирождённая неприязнь к евреям. В числе прочего, антисемитизм выплёскивался при проезде евреев в общественном транспорте и в городках и посёлках вокруг Москвы.

Каждая дача в Кратово – это большой и многокомнатный двухэтажный загородный дом, иногда деревянный, иногда кирпичный. Все дачи были с водопроводом, газом и внутренним отоплением от газовой колонки. Некоторые дома использовались круглый год для проживания.

Большая часть дачных помещений неофициально сдавались хозяевами на лето в аренду хорошим знакомым людям либо по их рекомендациям. Неофициально потому, что в Советском Союзе любые частные сделки были запрещены и строго карались, начиная с тридцатых годов. Переговоры с хозяевами о летней аренде и смотрины дач начинались в марте-апреле.

Начиная с 1986 и вплоть до 1990 года, хозяева и постоянные арен-даторы кратовских дач передавали друг другу слухи о готовящихся еврейских погромах. Одновременно в марте-апреле по местному радио и в местных газетах ближайшего и закрытого для проезда иностранцами города Жуковского появлялись опровержения этих слухов, что делало их действительно угрожающими. В течение двух зим в нашей дачной округе станции Кратово Казанской железной дороги сгорело девять еврейских дач, включая дачу наших соседей Векслеров. Зимой дачи пустовали, и никто при пожарах не погиб. Поджигателей не нашли. Каким-то чудом об этом появилась небольшая заметка в самом популярном советском журнале «Огонёк».

В этот период, многие, и мы в том числе, перебирались на дачу не в мае, как раньше, а в конце июня, после окончания школьных занятий. К этому времени слухи о погромах затихали, а местные власти и милиция сообщали, что все под контролем. С середины мая и до конца июня, я и мои соседи-мужчины без жён и детей ездили на дачу только на субботу и воскресенье.

Сцена 2. Бей сионистов

В пятницу вечером 16 июня 1989 года я один приехал на дачу. На следующее утро, после завтрака я сел за стол, вкопанный среди сосен позади дачи, и стал писать ответное письмо своей мачехе. К тому времени она обосновалась в Америке, в городке Марина под Сан-Франциско. Как она писала, она жила «как человек» и хорошо себя чувствовала, а в ближайшем магазине продавались пять сортов яблок, четыре сорта растительного масла, три вида орехов и свежая сметана в картонной баночке. Хотя в Америку мачеха нас не звала даже в гости, мне было интересно узнать от неё о тамошней жизни и её здоровье. Вокруг пели птички. Соседские дачи всё ещё пустовали, и там царила тишина.