Пятисотлетняя война в России. Книга первая

Андропова вызвал к себе Суслов — член Политбюро и главный партийный идеолог, в кабинете которого находился Борис Пономарев — заведующий международным отделом ЦК КПСС. Суслов сухо поинтересовался, почему люди Андропова позволяют себе бандитские акции в столицах союзных　республик, даже не ставя об этом в известность местное партийное руководство.

Андропов пытался объяснить, что речь идет об опасных преступниках, можно сказать — о бандформировании, на ликвидацию которого было отпущено так мало времени, что было совершенно невозможно затевать волокиту межреспубликанских согласований. На это Суслов заметил, что только суд определяет, является ли какое-либо лицо преступником или бандитом, а отнюдь не органы безопасности, о чем имеется целый ряд партийных документов и решений съездов, которые Андропову неплохо было бы изучить.

Еще не совсем понимая суть разворачивающейся интриги, шеф КГБ с недоумением взглянул на главного партийного идеолога, но тут в разговор вмешался Пономарев.

Борис Пономарев был влиятельнейшей фигурой в аппарате ЦК КПСС — настолько влиятельной, что о делах возглавляемого им международного, отдела ЦК даже Андропов знал только то, что ему было положено знать, а все попытки узнать больше либо наталкивались на глухую стену непроницаемой секретности, либо рассеивались в лабиринтах контрверсий, умело пущенных слухов и искусного легендирования.

Люди Андропова обслуживали международный отдел ЦК, рыская по миру с чемоданами иностранной валюты, передавая ее в укромных местах из рук в руки представителям разных братских компартий, левацким группировкам и многочисленным террористическим организациям — единственным представителям выродившегося коммунистического рабочего движения. Из мозаичных рапортов этих курьеров трудно было составить полную картину происходящего. Работала старая конспиративная схема, родившаяся еще в гениальных головах Парвуса и Ленина — самых талантливых преступников XX века.

Маленький, худой и подвижный, как сперматозоид, Пономарев отличался небывалой для номенклатурного деятеля работоспособностью, лично колеся по странам мира и имея доступ ко всем партийным генсекам планеты, включая и Брежнева, в любое время дня и ночи.

Глядя на Андропова через толстые стекла западногерманских очков, Пономарев скучным и скрипучим голосом неожиданно стал читать ему лекцию о текущих проблемах социалистического строительства. Построение коммунистического общества, отметил заведующий международным отделом ЦК, наталкивается в настоящее время на препятствия в виде отрицания социалистической государственности со стороны отдельных лиц и, не будем скрывать, известных категорий населения, попавших под воздействие западной пропаганды и в силу этого переродившихся. Кому-кому, а уж Андропову наверняка известно, сколько сил и средств тратит ЦРУ на эти цели, культивируя среди советских людей мещанскую идеологию, тягу к роскоши и неуемному потребительству.

Все больше удивляясь, Андропов внимательно слушал. Он и сам, конечно, умел говорить на партийном «новоязе», но, как и все, понимал его плохо.

Поэтому политика нашей партии, продолжал Пономарев, в сфере коммунистического строительства,　как и прежде, основана на бессмертных идеях Маркса и Ленина о всеобщем равенстве в рамках единого социалистического отечества.

Не выдержав, Андропов поинтересовался, какое отношение ко всем этим, разумеется, бесспорным истинам имеет вооруженный разбой, в результате которого похищены картины Матисса стоимостью в несколько миллионов долларов.

А такое, пояснил Пономарев, что картины Матисса стоимостью в несколько миллионов долларов не висят в каждой квартире, а потому создают нервозную обстановку классового неравенства в бесклассовом обществе. Есть вещи, которые вообще не могут храниться в частных коллекциях как по идеологическим соображениям, так и по соображениям безопасности самих вещей, что указанный случай очень характерно подчеркнул.

Суслов согласно кивал, глядя в пространство.

«Так где же эти картины?» — сквозь зубы процедил Андропов, исподлобья взирая на заведующего международным отделом ЦК.

Пономарев чуть не подпрыгнул.

«Да разве речь идет о картинах? — почти закричал он. — Речь идет о людях, которых вы схватили в Баку с нарушением всех норм социалистической законности. Товарищ Алиев (Андропов вздохнул и закрыл глаза) с возмущением звонил лично Леониду Ильичу, и тот намерен поставить этот вопрос на Политбюро. Партия всегда боролась и будет бороться против произвола и беззакония!» Пономарев, помимо всего прочего, был еще и академиком, так что спорить с ним было трудно…

Отдавая приказ начальнику следственного управления КГБ генерал-лейтенанту Курбанову освободить бакинцев, Андропов, криво улыбаясь, заметил: «Ни к кому больше не буду ходить в гости. Боюсь увидеть эти картины в чьей-нибудь коллекции».

«Я могу сказать, в чьей», — ухмыльнулся Курбанов.