— Ну а у вас там как с Сашей? — перевела разговор Алёна. — Всё ещё ходите за ручку?
— Мы поругались, — честно ответила я, хотя откровенничать как-то уже расхотелось.
— Сильно?
Я пожала плечами. Пока оценить масштабы довольно трудно. Я ведь не знаю, насколько он гордый.
— Из-за чего? — продолжала допрос Алёна.
— Он узнал, что я скрывала свой... как бы сказать... социальный статус.
— А-а-а, ну понятно. Мужики — они гордые. Это тонкая материя.
— Ты же его лучше знаешь, скажи, есть шанс, что он поймёт меня?
Теперь плечами пожала Алёна.
— Не знаю. Но, знаешь, подруга, скажу тебе честно: от такой любви, как у вас, хорошо умирать. А жить нужно в спокойной температуре. Я тоже без Глеба жить не могла, и чем обернулось? Его жизнь осталась прежней, моя — перевернулась с ног на голову.
Я хотела заметить, что между её и моей историей есть как минимум два существенных различия. Саша — не Глеб, он куда более ответственный и чуткий. Да и до столь близких отношений, которые были у Алёны, мы бы не скоро дошли.
Но как ей объяснить, что даже жар самой лютой боли от любви мне дороже, чем здоровая комнатная температура? Что я не могу любить из-за статуса, денег, «потому что так надо». Только в любви горят глаза и вырастают крылья.
Разговор мы не закончили. Я не стала ничего объяснять, Алёне сказать было больше и нечего. Она забрала деньги и, пряча глаза, сообщила, что скоро придёт её Илюха и надо успеть пожарить картошки.
Я намёк поняла и быстренько удалилась.
Это была не моя Алёна. Не та подруга, с которой мы понимали друг друга. Чужой человек.
Столько потерь было вынести трудно. И всю обратную дорогу домой я ревела, не замечая взгляды прохожих. Их было мало — взглядов. В Москве давно царит равнодушие. Серые стены, серая погода, серые лица...
Я не всегда пессимист, но сегодня и моя душа была окрашена в этот цвет. А, как известно, наш внутренний цвет окрашивает и наше видение мира.
Очередной «пощёчиной» стала и домашняя сцена. Отец и мать были дома, ругались. Кто-то что-то кричал про развод, мать опять упрекала за любовные связи на стороне. Заметив меня, спросила, где я была, но я лишь грубо бросила:
— Не твоё дело, — и хлопнула дверью перед её носом.
Пусть сначала со своей жизнью разберутся.
В последнее время слово «развод» эти стены слышали всё чаще. А вместе с ним и кучу других — о разделе имущества, кто чего достиг на самом деле и кому чем обязан. При этом мама с приятной улыбкой и непроницаемым лицом продолжала играть на публику в идеальную семейную жизнь, до последнего не желая выходить из роли, как из любимого платья, не замечая, что оно давно стало мало и трещит по швам.
Меня тошнило от этой фальши. Я не хотела в этом участвовать и лишь отдалялась от них — от людей, с которыми и прежде не была слишком близка, но всё же многого о них не знала и потому казалось, что это нормально, что так живут многие.
Но нет. Все живут по-разному.
Прежде чем заснуть, долго слушала музыку в темноте, бездумно глядя за окно, где шёл то ли снег, то ли дождь. Приближался Новый год, но зима была серо-унылой. Небо всё чаще хмурилось, и, казалось, что все светлые дни, как и лето, остались позади и вернутся не скоро.
Вытащив наушники, прислушалась. В доме стало тихо — это хорошо.
Однако уснуть всё равно не получалось. Я ворочалась с боку на бок, думая о том, как увижусь завтра с Сашей и что мы друг другу скажем. Или будем делать вид, что не знакомы?
Стоит ли подойти к нему первой и попытаться вовлечь в диалог или ждать, пока с него схлынет гордость? И когда это будет?
И всё же утро наступило. Я сама не заметила, как заснула. А когда разлепила глаза под звук будильника, то, словно солдат, поступила в распоряжение нового дня, где всё строго по плану: пятнадцать минут, чтобы умыться и накраситься, еще пять — одеться, десять — позавтракать — и на выход.
В институт и на работу я добиралась на метро. Маму это совсем не радовало, да и с моим решением работать «там» — так она выражалась, не решаясь упоминать это место — она не смирилась. Просто личные переживания и вопросы развода оказались сейчас важнее, и она временно закрыла глаза на мои «причуды».
Три пары пролетели, а сразу после, пообедав, я отправилась на работу.
К месту «икс» подходила с сильно бьющимся сердцем. Понимала: до встречи с Сашей меня отделяют всего несколько метров и пара мгновений.
Мы столкнулись в дверях. Он был уже в форме и выходил, и мы на пару секунд растерялись, словно оба не знали, как вести себя.
Наконец я сказала:
— Привет, — прошло всего пара секунд, но мне казалось, что вечность.
Он ответил мне тем же. На этом — всё. До конца смены я видела Сашу лишь мельком. Уходили мы всегда вместе, но сегодня он исчез, не попрощавшись. Неужели настолько сильно обиделся, что готов совершенно порвать отношения и забыть всё, что было?
Было больно, и даже музыка, которой я всегда лечила душу, лишь бередила раны.
А у подъезда меня ждал сюрприз. Алёна.
— Привет, — заметив меня, она направилась навстречу и улыбнулась, но как-то натужно, как будто это давалось ей с большим усилием.