Пятнадцать

«Это глупо — обращаться к дневнику, мол, дорогой дневник! Но поговорить не с кем, так что «дорогой дневник», как я хочу домой! Если скажу бабушке, что мне здесь тошно, она рассердится. Потому что для неё это прозябание — одно удовольствие. Воспоминания юности и всё такое. Вчера я случайно услышала, как тетя Зина про меня говорит, что я приехала в Казахстан, чтобы сидеть в кресле. Мол, надо гулять, загорать и общаться. Костик меня больше никуда не звал, я забираюсь на кресло, с куском белого хлеба и книжкой Дюма «Сорок пять» (еще одна находка), и мне больше ничего не надо. Зачеркиваю дни в календаре, чтобы приблизить день отъезда. Вот уж не думала, что буду себя чувствовать настолько не в своей тарелке, странная я, оказывается, личность. Все время хочется остаться одной, залезть в свою скорлупку и просто наблюдать за тем, что происходит вокруг. Но ведь дома или в школе я не такая… Скорее всего, это издержки переходного возраста. А еще совершенно необходимо, чтобы в меня кто-нибудь влюбился. Хоть кто-нибудь! Ну ладно, пора ехать в Лбищенск, это, наверное, деревня Большие Зады, как говорит Наташка. И кто там живет? Лбищане? Лбищиняне? Если бы пришлось жить в городе с таким названьицем, я бы утопилась».

— Полина, ты готова? — бабушка в ярком крепдешиновом сарафане стояла на пороге и обмахивалась самодельным веером. Выглядела она как испанская матрона.

— Бабуль, а может, вы меня дома оставите? Такая жара, ехать неохота…

— Ты что, с ума сошла? Успеешь еще насидеться в четырех стенах. Давай-ка, не выдумывай.

И они поехали. По дороге дядя Гена возмущался — ходят слухи, что областной маслихат хочет переименовать город У. на свой балайский лад, недавно вот село Артемьево стало Килтуябеком, а Ленинский проспект хотят назвать Достык, («что за слово такое — как кадык доски»), у Коськи в школе учитель-чурка, на всех русских детей бочку катит, а сам, «мордоворот, до развала Союза русский язык преподавал, теперь — ихний». Вскоре Полина заткнула уши плейером. Сначала она исследовала синяк, оставленный сковородкой, а потом заснула с мерзким вкусом мыла во рту — от «Тархуна», нагревшегося в пластиковой бутылке.

Когда Полина открыла глаза, вокруг была выжженная степь цвета кофе с молоком. Кое-где в кофе попадались куски рафинада — белоснежные мазанки, и рядом с ними загорелые дочерна люди. Безразличные ко всему коровы и лошади топтались у дороги и щипали нечто, видимое им одним, потому что вокруг не было заметно ни травинки. Каждый встреченный кустик здесь казался достопримечательностью. Потом мазанки сменились древними казахскими курганами. Ровные ряды огромных, сложенных из камня пирамид тянулись на километры.

Полина опять задремала, убаюканная саундтреком «Твин Пикса», и проснулась, когда машина уже заворачивала во двор белоснежного дома. На пороге, прислонившись к дверному косяку, стояла загорелая женщина в малиновом сарафане, а прямо над ней, высоко-высоко в синем небе парил орел. Такую картину Полина видела только по телевизору.

— Это жена Николая, — сказал дядя Гена, — тсюдо, а не баба.

Полина вылезла из машины. Хозяйка улыбнулась и протянула ей руку.

— Ирина. Как я рада, что вы до нас добрались! А ты, наверное, Полина? Какая у тебя чудесная стрижка. Проходи в дом, не стесняйся.

Ирина была ладная, крепкая. Казалось, что её всю нарисовали одним движением руки, не отрывая пера от бумаги. Всё, что должно сводить с ума мужчин, было при ней. Черные волосы, перехваченные заколкой, пересекала лунная дорожка — широкая прядь, мерцавшая серебром.

Полина не ожидала такой теплой улыбки от незнакомого человека. Ирина, похоже, действительно была им рада. На душе у Полины вдруг стало легко и весело, в первый раз с тех пор, как она приехала в город У. Ирина расцеловалась с дядей Геной, настояла на том, чтобы донести до комнаты бабушкину сумку, и сразу же наполнила всех ощущением того, что они очень важные и желанные гости.

За порогом Полина ожидала увидеть ту же застывшую советскую обстановку, что и у тети Зины — вещи, которые пустили корни и превратились в безрадостный хлам. Но уже при входе стало ясно, что эта женщина не позволяет случайному и ненужному прирастать к дому. В прихожей, выложенной прохладной плиткой, стояли большие напольные вазы с сухими колосьями и ветками, черно-белые фотографии висели на стенах, а в гостиной за стеклами шкафов мерцали корешки книг, при виде которых Полина чуть не запрыгала от восторга. В библиотеке тети Зины имелось от силы двадцать книг, и половину Полина уже прочла, с ужасом думая о том, что скоро останется только «Наш колхоз» с конопатым, как Колян, мальчиком на обложке. А у окна стоял японский телевизор с видеомагнитофоном. Да тут, под Лбищенском — настоящий островок цивилизации, над которым нарезает круги орел. Ах, вот бы остаться здесь до конца поездки!

За чаем с вкусными душистыми булочками выяснилось, что ночевать они будут на берегу реки, а завтра спозаранку дядя Гена с Николаем отправятся на рыбалку.

— У вас очень уютно, — сказала Полина.

— Стараюсь, — улыбнулась Ирина.