Пятницкий

– Пятницкий дал, – Никитка упал на колени, утирая слёзы рукавом. – Не губите Иван Иваныч, не скажите отцу.

Путилин, ничего не говоря, присел за парту. Для вида начал листать тетрадь с переписанными песнями. Размышлял: «Ситуация для успеха предприятия вырисовывалась не выгодная. Прозоров сын купца, училищного благодетеля. Докладывать смотрителю – пустое. Ещё и неприятностью может обернуться такое рвение. А Пятницкий на роль смутителя спокойствия не годился. Учился прилежно, и голос его особо выделял отец Илья. Но Песенник в наличии, распространение кабацких песен имеет место. Не говоря про шутников с запиской».

– Прозоров, кто знал, что ты тут будешь песни писать?

– Ей Богу, никому не сказывал, никто не знал, – и слёзы полились с новой силой.

«Как ни крути, но нужно дело довести до конца», – думал инспектор.

– Таиров, приведи Пятницкого.

– Так брат его сегодня на каникулы забрал…

– Он с братом на постоялом дворе ночует, у Затекина, – Никитка не знал уже что рассказать ещё, только бы не сообщали про него родителям. – Утром сулился за вещами зайти, и поедут домой.

– Прекрасно! Таиров, до утра ждать не будем. Идите на постоялый двор, приведите Пятницкого. Проведите осмотр вещей, тогда и решим что делать.

– Иван Иваныч, – Таиров нахмурился и покосился на Никитку, – так ночь уже, метель содит как оглашенная! Можа погодим сегодня, а завтра утречком, спрохвала…

– Никаких спрохвала! Решим сейчас и дело с концом.

Стенька, не привыкший долго отпираться от приказа, глубоко вздохнул, и неспешно направился к сеням, на ходу помахивая палкой словно примеряясь, ударит какого-то невидимого врага.

Митрофан и его старший брат Николай, учитель Новоусманской земской школы, расположились в меблированной комнате Затекинского постоялого двора.

За стеной, изредка вспыхивая азартным спором, тлела карточная игра. Нетрезвый голос в коридоре, трагически соскакивая на фальцет, нещадно ругал какую-то Зинку. Пришедший на шум управляющий, безуспешно грозил буяну городовым. Из трактира на первом этаже долетал урывками хлипкий, срывающийся рык дырявой гармони. Жизнь в постоялых текла привычным манером.

Николай попросил человека принести кипятку и баранок.

– Ну что братец, вырвался на свободу? – посмеивался через четверть часа старший, с удовольствием наблюдая как Митрофан жуёт мягкие баранки, запивая чаем со сладким запахом чабреца…

Николай помнил, какое это несравненное счастье, ехать на каникулы домой.

– Ты ешь, не отвлекайся, знаю, что скажешь. И добром завидую тебе.

– Почему завидуешь? – Митрофан приподнял брови, то ли от удивления, то ли жадно хлебнув горячего чая. – Разве тебе не радостно как мне?

– Радостно конечно. Но по-другому. Человек так устроен – сам растёт, а чувства высыхают.

– Как картошка? Она же к осени делается ядрёная, а лучёвья усыхают в труху, – пояснил Митрофан, удивившемуся брату.

Николай склонил голову чуть на бок и улыбнулся сравнению.

– Да, Митрош, именно так, как картошка. Вроде и есть в тебе чувства, только не поймёшь уже, это и правда сердце заходится, или только голова велит тебе: это хорошо – радуйся. Или плачь, смотря, что по случаю выпадет.

– А это хорошо, ай плохо? – Митрофан секунду приостановил уничтожение баранок.

– Бог знает, братец. Может и хорошо. Кто бы вынес, кабы сердце за всё болело.

Николай полез в сумку, за табаком, и, закуривая папиросу, перевёл разговор на другое:

– Как твоё учение. Всё ли гладко?

– Да кубыть не тяжело даётся. И за голос отец Илья хвалил. Только как придёшь с классов, тоска берет.… Сколько раз думал, подберусь, и до дому бежать.

– Митрош, да сколько ты в училище? Неужто не обвыкся? – удивился брат.

Мальчик пожал плечами и уставился в пол. Чай остывал в блестящей глиняной кружке. Николай сделал глубокую затяжку крепким усманским самосадом.

– Ну, хорошо, а думал, что дома будешь делать? Гусей пасти? Сам братец понимаешь, к этому ремеслу ты всегда поспеешь. Как жизнь свою видишь?

Митрофан взял кружку, отпил немного. Задумавшись лишь чуть, решил поделиться:

– Сон мне приснился: стою я во дворце, и всё так кругом сверкает, что я чуть не ослеп. И голоса вокруг ангельские поют. Но не из Евангелия, а по-другому. Наши песни, как бабы играют. Кругом веселье, а мне вроде как боязно. Схоронился за занавеху и стою. А голоса зовут: «Подойди». Я выглянул а там мира, видимо не видимо. И свет везде белый. Ангелы мне говорят: «Пой с нами». Набираю я воздуха, и запеть не успел, проснулся.

– И как же свой сон толкуешь? – Николай глядя на брата чуть улыбнулся и прищурил глаз.

В этот момент раздался стук в дверь.

– Поди кто нумером ошибся,– предположил Николай и пошёл открывать.

– Вечер добрый господин учитель, – начал говорить, появившейся в дверном проёме, Таиров, хитро мешая служебный, строгий тон с извиняющимися интонациями. – Извещаю вас, инспектор училища требует прибыть немедля Митрофана Пятницкого.

– Соблаговолите объяснить что происходит, – Николая неожиданное появление надзирателя неприятно удивило.

– Приказ инспектора Путилина. Найдена запрещённая книжка. Непорядок имеется…. А также требуется осмотреть вещи.