Пятницкий

Вот и наступил час первого страшного экзамена для Иосифа. На крепость его духа. Узнав в Ковно об аресте Рогута и о жестоких пытках, которым подвергли его полицейские, Иосиф был потрясен. «Ведь это я послал его в Вилькомир. Послал, выходит, на мучения и гибель. Я должен был доставить литературу, и, значит, не ему, а мне предназначался удар. А раз так, то иди в полицию и возьми вину на себя. Не сделаешь этого — и всю жизнь останешься для себя самого трусом. Ну иди же, иди!»

Так приказывала ему совесть. Но разум восставал: «Тебя возьмут, а его не выпустят. Неужели ты веришь в благородство жандармов? Тебя возьмут. Кому же на пользу пойдет твое признание?..»

Он решил посоветоваться с товарищами. Встретился с пепеэсовцами. Они очень красиво говорили о духовной чистоте, честности и товарищеском долге. Иди и прими вину на себя!

Он скрипнул зубами, стиснул кулаки. Нет, не возьмут его так просто. Буду работать! А за Рогута, за него отдам жизнь, да только не полиции, а революции.

Но уже и к Иосифу подбиралась опасность. Он приехал в Вилькомир, чтобы выяснить подробности ареста Рогута. Привез оставшийся тюк литературы. Почва в родном городке оказалась взрыхленной, ведь там впервые совершился политический арест, причем жертвой его стал знакомый всем и каждому свой вилькомирский парень.

Прежде всего Иосиф решил выпустить листовку. Не так-то просто оказалось осуществить это намерение. В Вилькомире нельзя было достать ни химических составов для гектографа, ни нужных особых чернил. Пришлось на помощь вызвать из Ковно пепеэсовку Блюму. Иосиф вместе с несколькими товарищами засел за составление текста. И вот на окнах домов, у входов в синагогу, на кирпичной стене, оберегающей благолепие и покой костела, на базарных постройках и даже на двери полицейского участка появилась листовка, не только рассказывающая об аресте и издевательствах, которым подвергнут был Ро-гут, но и объясняющая первопричину случившегося: самовластие царизма и бесправную горькую судьбу рабочих и крестьян.

Кажется, это была первая в Вилькомире листовка. Она потрясла маленький городок. Бесхитростным глаголом своим она жгла сердца людей. Судьба литейщика Рогута могла ведь стать судьбой и любого другого рабочего Вилькомира.

Оставаться в родном городе Иосиф не мог. Стало известно, что полиция и местные жандармы проявляют повышенный интерес к его особе. Он не ночевал дома и только поэтому избежал ареста — домой приходили околоточный и жандарм. И он уехал в Вильно, даже не попрощавшись с матерью. Но и в этом относительно большом городе не чувствовал себя в безопасности. Заметил за собой слежку. Имея некоторый опыт заметать следы и «обрубать хвосты», он на какое-то время освободился от слежки. Но, понимая, что уже стал опасным для товарищей и, следовательно, бесполезным для дела, потребовал от товарищей, с которыми познакомился через Сергея Цедербаума, чтобы прислали, и как можно скорее, заместителя, ему он должен передать свои связи.

В первых числах марта 1902 года появился заместитель под кличкой Маркс. Как значительно позднее узнал Пятницкий, это был Василий Петрович Арцыбушев.

Через несколько дней они с превеликими предосторожностями пошли на вокзал, чтобы ехать в Ковно, а оттуда на границу, там Иосиф намеревался лично передать прибывшему товарищу все свои «контрабандистские» связи… Сели в один вагон, но на разные скамейки. Перед третьим ударом станционного колокола в вагон вошли человек в партикулярной одежде и усатый жандарм.

Иосиф мгновенно узнал штатского. То был шпик, которого Иосифу частенько удавалось оставлять в дураках. И шпик, конечно, узнал Иосифа, так как кивком головы указал на него жандарму.

— Ваш билет и паспорт.

Иосиф старался вспомнить, нет ли в карманах какой-нибудь компрометирующей его бумажки. Нет, кажется, все в порядке. Приехавший для подмены Иосифа человек сидел на другой скамье, погруженный в чтение газеты.

— Ваши вещи… Какие?

— У меня нет вещей.

— Так вот, господин… господин Хигрин, извольте следовать за мной.

Привели в одну из комнат на вокзале.

_ Ну вот и попалась птичка-невеличка в злодейку западню, — весело сказал ротмистр, обшаривая выпуклыми, точно стеклянные шарики на елке, голубыми глазами (Иосифу показалось, что они пустотело позванивают) сверху донизу фигуру стоявшего перед ним худого, невысокого юноши с желтовато-бледным лицом. — Садитесь-ка на этот вот стульчик. Ваша фамилия?

Иосиф не стал садиться.

— Паспорт у вас в руках.

— Таршис, Иосиф Аронов, год рождения 1882-й, уроженец города Вилькомира. Так?

— Моя фамилия Хигрин. Вероятно, какая-то ошибка…

— Память у вас со страха отшибло, молодой человек, — все так же весело констатировал ротмистр. — Я вам напомню. — И он назвал местожительство родителей Иосифа, имена отца, матери, братьев.

— Моя фамилия Хигрин, — повторил Иосиф. — Больше на ваши вопросы отвечать не намерен.

В губернском жандармском управлении, куда доставили Иосифа, знали буквально все: и связь Иосифа с Сергеем Цедербаумом и Сольцем, и чуть ли не каждый его шаг в Вильно, Ковно и Вилькомире.