– Вот выписка из вашего полицейского рапорта, – сказал молодой судья. – Один ваш агент, Бракко, допрашивал в Кастель-Гандольфо отца Андреу. Верно?
– Да.
– Как близко стояли во время допроса эти два человека?
Фальконе нахмурился, сочтя вопрос невразумительным.
– На расстоянии вытянутой руки? – подсказал судья. – По разные стороны стола?
– На расстоянии вытянутой руки.
– То есть Бракко мог хорошо рассмотреть отца Андреу?
– Да.
– Вы сказали нам, что убийца избавился от улик. Поскольку тщательный осмотр не обнаружил этих предметов, рассматриваете ли вы возможность того, что их изъяли с места преступления?
– Да, на данный момент это наша рабочая версия.
– Но как мог отец Андреу изъять их, если Бракко допрашивал его, находясь на расстоянии вытянутой руки?
Лицо у Фальконе скисло еще больше. Он достал из кармана платок и вытер нос.
– К этому времени Андреу мог их уже спрятать.
Судья предъявил новую фотографию.
– Это фото сделал в Кастель-Гандольфо один ваш сотрудник, так?
– Да.
– На ней запечатлен отец Андреу в ночь убийства доктора Ногары. Вам видно, что на нем надето?
– Сутана, – сказал Фальконе.
Судья кивнул.
– Коммандер, вам известно, что носит священник под сутаной?
Фальконе кашлянул.
– Брюки.
– Правильно. Поэтому у сутан часто нет карманов, только прорези, ведущие к брюкам. Вы знаете, почему я об этом говорю?
Фальконе мрачно смотрел перед собой.
– Нет.
– Рискую показаться нескромным, – сказал судья, – но летом весьма некомфортно носить под шерстяной сутаной брюки. Поэтому некоторые священники просто их не надевают.
Судья продемонстрировал другую фотографию, на которой Симон присел на корточки рядом с телом Уго. Он подобрал подол, так что на несколько дюймов приоткрылись черные гетры. Брюк под сутаной у него не было.
– Коммандер, – сказал судья, – вы понимаете, что меня здесь смущает?
Я почувствовал прилив облегчения. Брату некуда было спрятать предметы! Когда Симон забрал из валявшейся в грязи греки свой телефон и паспорт, он до самого дома нес их в руках!
Фальконе продолжал тяжелым взглядом смотреть на судью. Но на сей раз тот не отвел глаз. Шефу жандармов пришлось отвечать.
– Это спорный вопрос, – сказал наконец Фальконе.
– Почему?
Фальконе дал знак жандарму у дверей, тот вышел из зала и вернулся, везя тележку с телевизором.
– Из-за того, что попало на запись с камеры наблюдения, – сказал Фальконе.
– Протестую! – встал Миньятто. – Защита еще не видела этого свидетельства. Оно было подано всего час назад.
– Протест удовлетворен, – кивнул председатель. – Трибунал удаляется на…
Но он замер, не договорив, и удивленно уставился на что-то у меня за спиной.
Я повернулся. Архиепископ Новак, сидевший в первом ряду, встал и медленным, тихим голосом произнес:
– Пусть запись будет показана.
– Но, ваше преосвященство… – удрученно сказал Миньятто. – Прошу вас…
Но Новак был непреклонен:
– Это очень важно. Пусть ее покажут.
Жандармский офицер вставил диск в проигрыватель. Некоторое время в зале суда не слышалось ни единого звука, кроме лихорадочного вращения диска. Затем запись начала воспроизводиться.
Изображение было зернистым и без звука. Сперва ничего не двигалось. Но я сразу узнал место.
– Запись сделана камерой, находившейся ближе всего к машине убитого. Менее ста футов от места, где нашли тело.
По шоссе проплывала машина. Ритмично покачивалась ветка дерева. Вдалеке стремительно летели по небу темные облака. Приближалась буря. Я смотрел, и в душе нарастало тревожное предчувствие.
Внезапно на экране появился силуэт. Фальконе нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Изображение застыло.
Уго. Живой. Шел по экрану слева направо, вдоль ворот. Увидев его, я вздрогнул – каким-то одиноким и потерянным он мне показался.
– Ногара идет в южном направлении, – прокомментировал Фальконе. – Удаляясь от виллы и приближаясь к своему автомобилю. – Он указал на цифру в правом нижнем углу экрана. – Прошу обратить внимание.
16:48. Без двенадцати минут пять.
Я попробовал сориентироваться. Уго уходил от Симона и собрания православных священников. Как будто собирался уехать из Кастель-Гандольфо на машине. Видимо, вскоре после последнего разговора с Симоном по телефону.
Фальконе снова запустил запись. Уго пошел по экрану дальше. Если воспроизведение не ускоренное, то он шел быстро. Затем, в то мгновение, когда Уго исчез из нашего поля зрения, Фальконе снова показал на время. Все еще без двенадцати пять.
Коммандер перемотал запись вперед. Ветки бешено задвигались. Медленно падавшие листья понеслись наперегонки.
– Смотрите внимательно, – сказал Фальконе, возвращая просмотр на нормальную скорость.
В кадр вошел новый силуэт – намного крупнее, чем Ногара. На секунду он оставался всего лишь силуэтом в затухающем свете, но все в зале смогли его опознать.
– Без десяти пять, – сказал Фальконе.
Симон бежал за Уго. Через несколько секунд он исчез.
Фальконе остановил запись. Миньятто, не глядя в блокнот, огромными буквами записал: «ДВЕ МИНУТЫ».
Общее время, которое разделяло Уго и Симона.