Пятое колесо в телеге

Бетонная полоса становилась все выше, и шум прибоя постепенно стал заглушать все наши пререкания. Я не без удовольствия наблюдал, как ветер яростно терзает сарафан на изящной фигурке. Леди Совершенство! Прекрасна в любой ситуации. И знает, мерзавка, об этом расчудесно. Потому и шагает себе вперед с демонстративным бесстрашием, да еще и пританцовывает вызывающе, когда я поднимаю голову, чтобы посмотреть на сумасбродку. Исключительно для того, чтобы убедиться в ее наличии: не сдуло бы красоту такую!

Ох ты!

Споткнулась, сердешная.

Меня аж холодом обдало. Не улететь бы с перепугу… на пятнадцать минут в прошлое. Я забыл предупредить эту сумасшедшую: сверху парапета местами штыри ржавые торчат – арматура вскрылась из-за эрозии бетона. На скейте, скажем, точно не прокатиться. Да там местами и шлепанцы становятся опасными.

– Держи, – словно услышав меня, Ольга скинула вниз свои босоножки. – Как здесь чудесно! Здесь и сейчас… «Наш день наслаждения»!..

Опять «здесь и сейчас»! Опять… Библия?

Да что-то я сомневаться начал насчет первоисточника: уж больно вызывающе для Евангелия. Скорее похоже на бредни новомодных коучей начала предстоящего тысячелетия. Откуда у молодой девушки эпохи застоя в голове этот мусор из будущего?

Подпрыгивая на ходу, словно малолетка, она несколько раз крутанулась вокруг своей оси, не прерывая движения. Позерша! Не могу на это спокойно смотреть. Ведь убьется же, зараза! Отвечай потом…

Порыв ветра опять взметнул ей ситцевый подол чуть ли не до головы. А Ольга, хохоча, вдруг махом через голову содрала с себя сарафан и бросила в мою сторону.

– Лови! Ура!! Я сама себе повелитель!!!

Я с трудом поймал плывущую по воздуху розовую тряпицу и в изумлении вытаращился на свою неадекватную попутчицу.

Да что там я – весь мол вытаращился!

Я разве не сказал? Ну да, мы здесь были далеко не одни! Дедушки-рыбаки с гигантскими удочками, школьники-прогульщики, ныряющие с Понтона, томные старушки, загорающие на персональных ковриках, – все они уставились на шумную девицу, егозой вертящуюся на бетонном гребне.

Потому что весь пляжный ансамбль девицы состоял только из микроскопических трусиков-бикини ярко-красного цвета.

И все!

Сверху на ней вообще ничего не было.

Ну, кроме того, разумеется, чем Ольга была щедро одарена Природой. Что, собственно, большей частью и привлекало всеобщий интерес.

Школота на Понтоне дружно загудела и захлопала в ладоши. Рыбаки завертели своими удилищами, забыв, видимо, что рыба ждет их совершенно в другом направлении, громче прибоя зашипели старушки-курортницы, сменив лежачее положение на сосредоточенно-сидячее – видимо, чтобы удобнее было шипеть. Никто ведь даже и не думает их подозревать в том, что сидя… просто лучше видно. Чертовку эту!

А чертовке все было нипочем!

И, между прочим, судя по равномерному загару на груди и полному отсутствию на коже белых следов от бретелек и чашечек, топлес для Ольги был явно не в новинку. Как и эпатирующее поведение, судя по абсолютному отсутствию намеков на девичью застенчивость или какое-нибудь смущение.

А народ-то как обрадовался. И ведь зрелище того стоило!

Она бежала вприпрыжку, подняв руки и заливаясь счастливым беспричинным смехом. И она была прекрасна! Легкая и воздушная, словно мультяшная фея, и одновременно – реальная, живая. Сильные ноги с чуть подсушенной мускулатурой, впалый живот, упругая, слегка подрагивающая на бегу грудь с маленькими сосками – на загорелой коже их было почти не видно. На талии – чуть заметная татушка ромбиком: по этим временам самый новомодный писк. Растрепанные волосы на ветру метались так, что казались небольшим светлым облачком, зацепившимся в своем путешествии за тонкую коричневую тростинку.

За бешеную тростинку. Сумасбродную и неуправляемую.

А нет, не фея она. Ведьма скорее!

Южнокрымский вариант булгаковской Маргариты, вырвавшейся из застенков норм и приличий. Сколько радости и страсти в этом неукротимом создании, прыгающем босиком по рваному бетону уже в самом конце мола, там, где парапет закольцовывает площадку и значительно теряет в ширине: видимо, экономили строители на материалах. Никто ведь не предполагал, что на этом тонком гребне будет пританцовывать полуголая фурия, купаясь в восхищенно-негодующих взглядах случайной публики.

А меня аж подташнивало от ужаса. За нее, между прочим!

Это в сторону асфальта высота около шести метров, а к морю – все двенадцать! И внизу – жуткое нагромождение гигантских звезд-тетраэдров, скользких от морского мха и вечной сырости. Там – гибель, без вариантов. Просто увечьями при падении не отделаешься. Удар с такой высоты переломает кости, искорежит тело, да еще и загонит то, что осталось, в какую-нибудь безнадежную щель под вычурными блоками, где для кучи жертву еще и волной приголубит, добьет прибоем окончательно – чтобы не было даже иллюзий о каком-нибудь хеппи-энде.

Проклятое воображение!

И как после этаких фееричных картин прикажете наслаждаться нечаянным стриптизом? Я хмуро пересек тупиковую площадку, где у среза мола, куда я старался не смотреть, на опасной высоте продолжались «грязные танцы».