Пятое колесо в телеге

Но чтобы быть «плохим», нужно как минимум… «быть»!

Постепенно эта несуразица все же дошла до кипяще-возмущенных мозгов, и Булгаков заметил ее в числе первых – гений, что с него взять? И тогда прозревшие безбожники экстренно трансформировались в образованных атеистов с кистенем-наукой в натруженных руках, а козло-фанаты растворились где-то в сумеречном пространстве. Спрос пропал, поэтому и предложение сдулось – все почти по Марксу с Энгельсом.

Вот это меня сейчас и коробило!

Почему вернулся спрос?

Откуда в начале восьмидесятых годов повеяло забытыми миазмами серных испарений? Что именно может выглядеть привлекательным для советских подростков в мрачных обрядах сатанинской истерии? Ну, допустим, отдельные нюансы можно списать на юношеский протест. Так иди же, хороняка, в нормальную церковь – протестуй на здоровье! Крестись, молись – это хоть и не запрещено, но всяко уж государством не приветствуется. Вроде как и бунтуешь, но… в пределах разумного. И под надежным, хоть и не сильно обременительным, присмотром высокоморальных батюшек.

М-да… а не сам ли себе я уже ответил? Получается, бунтовщики-сатанисты социалистического розлива ищут добра… от добра? С жиру – и сразу во все тяжкие?

Очень похоже.

Ночная вылазка прошла без приключений. Даже как-то скучновато было.

В окно прыгать не пришлось: на правах старосты, который должен всех контролировать, я просто растолкал Цимакина во втором часу ночи, и мы цивилизованно, как приличные люди, вышли через центральную дверь. Пошли на дело!

Тащились полусонные по проселочной дороге вдоль длинного холма, романтично залитого лунным светом, – его будто «неонкой» осветили на трассе. «У нея внутре неонка», – это у Стругацких, кажется. Что-то меня пробило на цитаты по позднячку.

А вообще красиво здесь, конечно, в полнолуние, только… черт, как спать хочется!

– Слышь, черный брат мой, – попытался я затеять светскую беседу, чтобы хоть как-нибудь скоротать путь. – А ты давно… это… люциферишь?

– Тише! – Цима сделал круглые глаза. – Нельзя!

– Что нельзя?

– Ты не понял?

– Что?

Циму аж передернуло с досады.

– Он же… рядом!

Ого. Все так серьезно?

– Кто? Люцифер?

– Тсс!!! Нельзя называть его по имени.

– Э-э… почему это?

– Да потому что… ритуал!

– Что «ритуал»? Наша прогулка, что ли?

– Да какая прогулка?! Мы идем выполнять ритуал! Ты – первой ступени, я – третьей. И вообще… нельзя об этом говорить. Может не получиться!

Я замолк, ошарашенный.

Всегда считал Циму практичным хитрованом, о которых говорят «ничего святого». Гроши разве что. «Дэнюшки». А тут гляди – оказывается, у него тоже есть свои святыни. Принципы, понимаешь. Можно сказать… Вера, как ни цинично это звучит! Хоть она и антивера – по знаку за скобками, – но от этого не менее увесистая.

Помолчу, раз так.

Добрались до спящего поселка, разбудили пару брехливых собак. Под их аккомпанемент, точнее, под ораторию собачьей переклички Цима вручил мне кисть с банкой, воняющей соляркой, и многозначительно кивнул. Мол, действуй. Как выяснилось, что именно рисовать, в каком порядке и где – должен решать я сам: правила ритуала первой ступени. Которого, к слову, прошлой ночью мой предшественник-кандидат – веселый парень Дума – толком пройти так и не смог. Провалил! Как мне потом поведал Цимакин – по причине неугомонной легкомысленности натуры и вопиющей придурковатости… где-то в области башки. То есть все эти художества на стенах без предварительного инструктажа есть суть тестирования кандидата на инициацию первого уровня. Как, блин, в приличной эрпэгэшке!

Поэтому, как выяснилось, и нельзя было мне все детали предварительно объяснять.

А я тут настырничаю, понимаешь: «Нужны ли мы… нам?»

Теперь Цима и не знает, позволит ему «пан Люцифер» посвящать меня в начальную ипостась или нет. Интересно только, как брат Цимакин это постигнет? Почувствует? Уловит откровение подземного бога своей внутренней антенной или банально получит извещение на городском почтамте? До востребования.

Понятное дело – вслух я этого уточнять не стал.

Ходил себе на сонном автопилоте по не менее сонным улицам да пачкал стены вонючей смолой. Как велено – на свое усмотрение: «уджат» – «жук» – «восьмерка», «уджат» – «жук» – «восьмерка» и… опять по кругу. Только содрогался внутренне, рисуя очередной раз знак бесконечности с крестиком: Ленку вспоминал.

Потом Цимакин шепнул: «Хватит», – и молча потащил меня за руку на обочину дороги. Там отыскал какой-то кусок бетонной плиты, взобрался на него и показал жестом, чтобы я стал ниже. Прямо перед ним. Сам замер и прикрыл глаза, будто прислушиваясь. Думаю, как раз сейчас ему черт что-то в ухо и нашептывал. И скорей всего – что-то про мою коварную персону. Не сдал бы хвостатый! Мол, неискренен адепт, притворяется, дабы вывести все местное чертово семя на свет божий.

Зря беспокоился – слабоват оказался всезрящий рогоносец против моего коварства.

– Подойди, непокоренный! – торжественно произнес Цима, не открывая глаз. – Отринь сомнения!