Пятое сердце

«Молчи», – приказал себе Джеймс. За последние дни он несколько раз выходил из созданного почти за пятьдесят лет образа «Генри Джеймс, писатель». Время вновь стать собой: наблюдателем. Осторожным слушателем, а не болтливым глупцом. И тем не менее он продолжал:

– Так, значит, вы покидаете Вашингтон? Спрашиваю просто на случай, если Хэю, Адамсу или… кому-нибудь еще потребуется ваш новый адрес.

– Если вам нужно будет со мной связаться, – сказал Холмс, – отправьте записку вот в это заведение.

Он щелкнул цанговым карандашом и быстро написал что-то на обороте визитной карточки.

Джеймс глянул. Это был адрес табачной лавки на Конститьюшн-авеню.

– Вы переезжаете жить в табачную лавку? – вырвалось у Джеймса.

Холмс издал тот резкий, лающий звук, который заменял ему смех.

– О нет, мой дорогой Джеймс! Однако владелец лавки перешлет ваше сообщение с посыльным или телеграфом на мой новый адрес. По причинам, ведомым лишь американцам, табачная лавка открыта круглые сутки, так что обращайтесь в любое время.

Джеймс кивнул, сунул карточку в бумажник, убрал бумажник обратно в карман и уже снова собирался встать, когда в дверях появилась миссис Стивенс. С нею был мальчишка.

– У него для вас сообщение, мистер Джеймс. – Она сделала паузу и добавила (быть может, прочтя выражение на лице Джеймса): – Я его знаю. Это Томас. Он носит записки между лучшими домами на Лафайет-сквер. Если вы захотите послать ответ, можете без опаски доверить его Томасу – он доставит вашу записку по адресу и не прочтет по дороге.

Джеймс кивнул. Последние слова, видимо, означали, что Томас не умеет читать.

Он подозвал мальчишку, взял у него сложенный листок и развернул. Записка была написана на почтовой бумаге Джона Хэя.

Дорогой Гарри!

Если вам удобно заглянуть сегодня на чай – примерно в 17:15, – я был бы рад обсудить с вами важное (и, возможно, спешное дело). Жду встречи.

Ваш покорный слуга

Джон Хэй.

P. S. Пожалуйста, не сообщайте о вашем визите мистеру Холмсу. Это очень важно! Дж. Х.

Миссис Стивенс предусмотрительно захватила с собой блокнот, на случай если Джеймс захочет ответить. Прикрывая записку от Холмса, тот написал Хэю, что придет ровно в 17:15, подумав при этом, что время указано как-то уж чересчур точно. Впрочем, Хэй приучился быть пунктуальным, еще когда служил секретарем у президента Авраама Линкольна.

Джеймс протянул мальчишке записку и монетку, добавив:

– Отдай в руки тому, кто прислал это сообщение, сынок.

Томас, может, и не умел читать, но глаза у него были умные. Он кивнул.

– О, вам незачем давать ему деньги, мистер Джеймс, – сказала миссис Стивенс. – Я уверена, отправитель уже заплатил.

– Не важно, – ответил Джеймс и махнул Томасу рукой – беги, мол.

И тут дочка миссис Стивенс, явно ошарашенная таким наплывом посыльных, впустила в комнату еще двоих.

Один был примерно тех же лет, что и Томас, только одет похуже, другой – парнишка лет восемнадцати в форме «Вестерн Юнион».

– Сообщение для мистера Холмса, – сказал маленький оборванец.

– Телеграмма для мистера Холмса, – сказал парнишка постарше.

Джеймс по-прежнему был убежден, что встает и уходит, однако из чистого любопытства оставался сидеть. После того как Холмс переедет – бог весть куда! – они могут больше не увидеться. Все мучительные загадки последних двух недель останутся неразъясненными.

Сыщик воткнул окурок в середину яичного желтка, и Джеймс отвернулся, чтобы совладать с рвотным позывом.

Холмс быстро прочел телеграмму, положил ее на стол рядом с салфеткой и сказал парнишке из «Вестерн Юнион»: «Ответа не будет». Тот взял под козырек и вышел. Холмс взял записку у оборванца, прочитал ее, придвинул блокнот, в котором Джеймс только что писал ответ, и проговорил:

– Я вернусь через минуту – только провожу нашего юного Меркурия до двери и черкну записку.

Миссис Стивенс и ее дочь уже ушли. Телеграфный посыльный ушел. Джеймс остался в комнате один. Он отчетливо слышал шаги Холмса и второго посыльного в прихожей, затем скрип дверной петли, когда оба вышли на крыльцо. Мерзкий окурок по-прежнему торчал из середины растекающегося желтка.

Рядом с тарелкой лежала забытая Холмсом телеграмма.

«Нет, – думал Джеймс. – Ни в коем случае».

Он встал, как будто собираясь идти в свою комнату, но повернул не влево, к лестнице, а вправо и левой рукой раскрыл телеграмму.