Пятое сердце

Дорогу перед экипажем перешел мужчина со страусом на коротком поводке.

– Калифорния, – заметил Холмс.

Что это означало, Джеймс так и не понял.

– Господи, – выдохнул он, когда они проезжали мимо целого австрийского поселка с каменными домами, башенками и трактирами.

– Отличное место, чтобы заказать кружку пива и шницель, как только откроется Выставка, – заметил Холмс.

Джеймс заметил большой пустой участок, снабженный вывеской «ПАРК ПРИВЯЗНЫХ АЭРОСТАТОВ», однако никаких аэростатов там не было.

– Что значит «привязные»? – спросил Джеймс.

– Что они привязаны тросами, – ответил Холмс.

Они доехали до середины Мидуэй-Плезанс, и теперь Джеймс видел, каким огромным будет Колесо. Лишь половина 264-футовой конструкции была завершена, однако ось наверху законченной половины казалась уложенной горизонтально стальной секвойей. Строительный участок был обнесен дощатой стеной. Внезапно один из рабочих на верхнем ярусе лесов что-то крикнул и запрыгал вниз, словно обезьяна. Добравшись до нижнего уровня, он заскочил на семифутовое ограждение и оттуда приземлился на улицу рядом с остановившимся ландо.

Джеймс с изумлением узнал Уиггинза-второго – юного Мотылька, – одетого так же, как остальные рабочие на строительстве Колеса. Первую ночь в Чикаго мальчишка спал на дополнительной койке в номере Холмса, а позже Джеймс его не видел и даже не вспоминал.

– Доброе утро, жентмены, – сказал Уиггинз.

– Доброе утро, Мотылек, – ответил Холмс. – Вижу, ты нашел себе работу.

Мальчишка ухмыльнулся:

– Точно, мистер Холмс. На полную ставку. Прораб грит, Мотылек – просто козявка, а мистер Феррис, он тут, значит, за всем присматривает, грит, я видал, как он лазит, Бейнс. Он не козявка, а мартышка, и посильнее многих твоих людей. Приставь его к сборочным работам, значит. И еще, грит, нам надо больше мартышек. Так что я теперь не Мотылек. Теперь меня зовут Март, от слова «мартышка».

– Тебе это больше по душе? – Джеймс, опершись на зонт, подался вперед, чтобы лучше видеть мальчика за сидящим слева Холмсом.

Тот снова ухмыльнулся:

– Оченно, мистер Джемс. В Лондоне меня кликали Мотыльком, а мне обидно быть козявкой. Правда, мне нравилось, как мой Мотылек говорил. Хотя, могет быть, Март будет говорить так же.

– А как ты говорил, когда был Мотыльком? – спросил Джеймс.

Вновь та же щербатая ухмылка.

– Наш прораб, мистер Хиггинс, значит, грит нам в перерыв: «Как мне подкатить к итальянке, соседке, а то она меня не замечает?» Ну, все молчат, потому как мистер Хиггинс, он и прибить могет, а я грю, значит: «Досточтимый хозяин, мистер Хиггинс, сэр, вам надоть тока насвистывать джигу языком и выделывать ногами канарийские коленца, вращая при этом глазами, вздыхая и ваще издавая разные звуки то горлом, словно вы влюбленно давитесь любовными словами, то носом, словно вы влюбленно вдыхаете любовный запах; шляпу надвинуть на глаза, как навес на окна лавки; руки скрестить на вашей обвислой жилетке в огурцах, чисто кролик лапки на вертеле, или засунуть в карманы, как тот французский дедуля на портретах. И… это важно, сэр… не топтаться слишком долго на одном и том же: сделал – и за другое. Этими приемами, этими хитростями и ловят милых дамочек, а уж они только и ждут, чтоб их поймали. Таким-то образом мужчины – зацените мои слова! – и нагоняют себе цену. Вот моих наблюдений на грош»,[31] – грю я ему.

Холмс запрокинул голову и рассмеялся тонким лающим смехом. Джеймс только таращился ошалело.

– Далеко пойдешь, Мотылек… я хотел сказать, Март. – Холмс протянул мальчишке десятидолларовую купюру.

– Спасибочки, сэр. – Мальчишка засунул деньги под кепку. – Надеюсь, вы не будете в претензии, коли я не вернусь с вами в Англию, а стану американцем.

– Ничуть, – рассмеялся Холмс. – Ты был отличным помощником в бытность Уиггинзом-вторым с Бейкер-стрит, но теперь тебе пришло время показать миру, на что ты в самом деле способен.

– Мистер Феррис грит, он еще такие колеса будет ставить, только помельче, – сказал мальчишка. – Коли хорошо справлюсь тут, буду ездить с ним в другие штаты, а могет быть, и в другие страны.

– Желаю тебе, чтобы так и вышло, Март. – Холмс велел кучеру трогать, затем обернулся и крикнул мальчику: – Если тебе что-нибудь понадобится, Уиггинз – что угодно, – ты знаешь, где меня найти!

Мальчишка расплылся в улыбке и кивнул:

– Да! Знаю и найду. И да благословит вас Бог, мистер Шерлок Холмс!

Они поехали дальше, мимо того, что Холмс назвал «алжирской деревней», где женщины с закрытыми лицами смотрели на них сквозь прорези покрывал, затем по пустой улице, которая, сказал Холмс, через неделю превратится в Каир, и ее заполнят настоящие египтяне.

– Строчки из «Бесплодных усилий любви», – сказал Джеймс. – Откуда, скажите на милость, Уиггинз их знает?

– Я вожу самых многообещающих мальчишек в театр, – ответил Холмс. – Я бы сказал, что, родись они в лучших обстоятельствах, многие стали бы членами парламента, хотя на самом деле для парламента они слишком умны и честны.