Пятый крестовый поход

– Вы поправитесь, господин граф!!! – срывающимся голосом сказал Ганс.

Штернберг сделал усилие, поморщился от боли и, подняв правую руку, положил ее на плечо оруженосца.

– Будь рыцарем, Ганс! – прошептал он, и рука его бессильно упала на землю.

Новоявленный рыцарь Ганс фон Рихтер разрыдался. Вальтер беспокойно оглянулся. Сарацины рассеялись и теперь сражались по одному или малыми группами, почти всюду уступая крестоносцам. Но к воротам крепости мчался один сарацин. Это был сотник Ахмет, не захотевший мириться с поражением и готовый умереть, но убить кого-нибудь из христиан. Группа людей рядом с распятием представлялась ему отличной мишенью. Опытный стрелок, он на всем скаку вложил стрелу в тетиву лука.

Вальтер выхватил меч, вскочил в седло и ударил шпорами коня, бросая его на сарацина.

Кристабель слегка приподняла Штернберга и прижала его голову к груди, гладя его спутавшиеся волосы и ежесекундно целуя их.

Сотник Ахмет, прицелившись в ненавистного госпитальера, выстрелил и тут же был пронзен брошенным в него мечом Вальтера. Стрела в его руке дрогнула и пролетела мимо цели. Но, выпущенная с короткого расстояния, она обладала страшной пробивающей силой, тем более если попадала в не защищенное доспехами тело. Длинная стрела с тонким, как нож, наконечником, которой так гордился сотник Ахмет, пробила насквозь хрупкий стан Кристабель и вонзилась в шею Штернберга.

– Анри… – хватая ртом воздух, которого неожиданно стало так мало, прошептала Кристабель и замертво упала на бок. Кровь потоком хлынула из шеи графа, он еще пытался что-то сказать, но не смог и вскоре затих, последним движением положив ладонь на пояс Кристабель, словно обнимая ее.

Ганс в отчаянии схватился за свои волосы.

Вальтер, остановив коня, обернулся и, увидев гибель тех, кого хотел спасти, вытащил из умирающего Ахмета меч и со злости изрубил сарацина.

Потом, все еще дрожа от ярости, Вальтер опустился перед телами Штернберга и Кристабель на колени, вонзая меч в песок.

И тут из-за туч, все утро густо покрывавших небо, выглянуло солнце. И первый луч его, такой яркий, длинный и широкий, упал прямо к воротам крепости. Брат Вальтер поднял голову и, зажмурившись, посмотрел на этот луч. И ему показалось, что по лучу, словно по дороге к вечной любви, идут, держась за руки, двое. Генрих фон Штернберг и Кристабель де Ла Мэр. А там, у самого конца солнечного луча, среди расходящихся в стороны туч, стоит сам Христос и протягивает к ним Свои ладони.

Эпилог. Конец крестового похода

Полтора года недвижимо простояли крестоносцы в Дамиетте.

А тем временем мусульмане не бездействовали. Брат египетского султана Аль-Камиля, султан Дамаска Аль-Муаззам в конце 1219 года осадил город Цезарею в Сирии. Защищавшие ее генуэзцы не смогли выдержать осады, подкрепленной обстрелом из мощных катапульт, и эвакуировали население на своих кораблях. Войдя в Цезарею, Аль-Муаззам приказал разрушить стены. В 1220 году он привел большую армию к крепости тамплиеров Атлит, стоявшую на скалистом мысе. Спешно приплывший из Дамиетты магистр Пере де Монтегаудо возглавил оборону. У него было только триста рыцарей, но они, словно триста спартанцев царя Леонида, крепко держали оборону. У Аль-Муаззама имелись три катапульты, три баллисты и требуше, но они ничего не смогли сделать с толстыми стенами Атлита. Тамплиерам удалось вывести из строя требуше и одну катапульту. Через месяц осада была снята, и султан ушел ни с чем, разорив по пути окрестности Тира и Акры.

Аль-Камиль, как и брат, тоже не бездействовал. Он приказал возвести в юго-восточной части дельты Нила, за Ашмонским каналом крепость, которую назвали Мансурой, что означает «Победоносная». Сначала это был просто военный лагерь, где построили дворец для султана, а вокруг него стены. Но потом вокруг дворца выросли дома, бани, лавки торговцев, целые кварталы. Сюда стекались войска со всего Египта и Востока. Аль-Муаззам отправился к третьему брату – Аль-Ашрафу, правителю Месопотамии, чтобы склонить его идти против крестоносцев. В начале августа 1221 года войска обоих братьев пришли к Мансуре.

29 марта король Иерусалимский покинул Дамиетту, устав соперничать с кардиналом Пелагием и решив заняться делами Сирии, разоренной султаном Дамаска и делами Киликийской Армении. Дело в том, что после смерти его жены Марии, оставившей наследницей иерусалимской короны малютку Изабеллу, Жан де Бриенн женился на Стефании – дочери армянского царя Левона II. Царь этот недавно умер, и Жан выдвинул претензии на трон. Кроме того, надо было отдавать долги заимодавцам. Для этой цели направлялись все доходы от приморских городов – Тира и Акры. К слову сказать, что доходы эти сильно уменьшились, ибо крупнейшим торговым портом на Средиземном море у христиан стала Дамиетта, и именно туда плыло большинство кораблей. Правда, в 1221 году Герман фон Зальца то ли по доброте душевной, то ли корыстно думая о будущем, поделился с королем половиной своей добычи, захваченной в Дамиетте.