Пятый крестовый поход

– Да, смотрел, но совсем не спокойно. Мне горько было видеть, что погибает столько христиан, славных рыцарей, а все почему? Потому, что поход наш плохо организован. Посмотри внимательно, Генрих! Армия крестоносцев большая, но, как ты правильно заметил, без осадных машин даже самой большой армии в мире хорошо укрепленную крепость на горе не взять. Кто должен был позаботиться об осадных машинах? Конечно, король Иерусалимский! Но что делает этот старикан? Он с важным видом обходит наши позиции, ругает тех, кто пьянствует или разбойничает по округе, но на этом все. Своей властью короля Иерусалимского Жан де Бриенн должен был наладить жесткую дисциплину, но он не может этого сделать, так как немцы и венгры ему не подчиняются, а герцог Австрийский и король Венгерский сами чувствуют себя ровней королю Иерусалимскому. Так вот, мы пришли сюда, к горе Фавор, случайно, без должной подготовки, разведки, только потому, что под Дамаском нас могли окружить сарацины. Нам указал это место Рауль де Меранкур. Его святейшая особа только и мечтает, что об освобождении святынь, и все слушают его, вместо того чтобы не тратить здесь попусту время и силы, а идти на неверных, пока у нас еще есть большая армия. Нам просто необходимо крупное сражение. Султан ловко избегает его, уходит от нас, а мы, вместо того чтобы упорно идти за ним, стоим под этой горой, а он со всех своих земель собирает войска, а потом окружит нас, и мы побежим.

Штернберг видел, что в душе у брата накипело и ему очень хотелось высказаться, затем он и пришел к нему.

У Лотрингена был свой сложный внутренний мир, полный критического отношения ко всему окружающему. Основной чертой характера Конрада с детства был дух противоречия, подчас доходящий до абсурда. Он не соглашался ни с чем, что принималось на веру другими людьми. Он на все имел свое собственное, чаще всего отличное от всех, мнение. И отстаивал его как мог. Когда детьми Генрих и Конрад упражнялись во владении мечом, младший из братьев доводил себя занятиями до изнеможения, тщательно выполняя все указания Зигфрида Когельхайма, а старший бросал оружие и уходил, если ему это надоедало. За своеволие его часто наказывали, в том числе и физически. Отец не церемонился, если его не слушались. Все же, несмотря ни на что, Конрад стал хорошим воином, выучился немного читать и писать. В семье его все любили, но никто не понимал, даже Генрих, с которым они проводили большую часть времени. Когда Конрад объявил, что женится на Хельге – дочери друга его отца, – все вздохнули с облегчением, думая, что именно нехватка внимания со стороны женского пола была причиной неуживчивости Лотрингена. И любовь их была взаимной. Но, несмотря на рождение сына Фридриха, Конрад вскоре охладел к Хельге. Он все реже посещал ее спальню, на людях был вежлив, но не более, меньше времени стал проводить с сыном. Хельга, безумно любившая его, очень страдала. И главная причина ее страданий была в том, что она не находила причины, по которой Конрад так изменился. Хельга старалась во всем угодить мужу, но этим только раздражала его. Она подумала, что после родов подурнела и муж завел любовницу, но ее люди, следившие в течение нескольких месяцев за каждым шагом Конрада, не обнаружили ни одного факта измены. Хельга плакала, умоляла Конрада сказать, что не так, но он молчал, замыкался в себе и всегда уходил. Единственное, что ее радовало в этой ситуации, что хоть он ее не бьет, как остальные мужья своих жен. Но Конрад сам страдал не меньше ее, хоть и старался поначалу не признаваться себе в этом. Он понимал, что так дальше продолжаться не может, но не знал, что делать. С каждым днем становилось только хуже. Он стал безразличен ко всем родным и вообще ко всему окружающему, стены замка, казалось, давили на него своей глыбой и не давали свободно дышать. Ему хотелось поменять все. Все вокруг и в себе. И когда Штернберг пришел радостный и сообщил о том, что герцог Австрийский собирается в Святую землю, он немедленно принял решение, хоть пока и не во всеуслышание. Даже здесь он не изменил своему характеру, дав возможность Генриху уговаривать его в течение часа, и лишь потом нехотя согласился, приведя массу оговорок, чтобы его не считали фанатиком, каковыми, по его мнению, были отец и брат.

И вот, когда настал день отправления в поход, Конрад наконец ощутил грусть расставания и нежность к родным людям, которых он покидал. Он нежно обнял жену и поцеловал двухлетнего Фридриха, а уже находясь в седле, спешился, чтобы обнять мать и отца. Он очень обрадовался этой грусти, ибо понял, что не окончательно стал мертвым камнем и еще способен чувствовать, а значит, полноценно жить.

– Я останусь сегодня у тебя? – спросил Конрад.

– Конечно, еда, вино – все есть! Оставайся!

– Я предпочел бы холодной воды, голова очень болит.

– Что-то произошло?

– Да тут, рядом с местом, где я расположился с отрядом, австрийцы и мадьяры устроили резню над местными крестьянами. Да ты уж слышал, наверное!

– Слышал об этом.