Пятый крестовый поход

– Давайте успокоимся! – примирительно сказал герцог. – Деметр отчаянный, но не глупый. Ему нас задирать нечего. Я как-то говорил с ним и объяснил, что он находится в кругу благородных рыцарей, а свою несдержанность пусть проявляет в землях русов и поляков.

Штернберг весь превратился в слух. Он старался не пропустить ничего, что говорил герцог Австрийский и его сеньоры, попутно внимательно присматриваясь ко всем, кто был в шатре. Генрих чувствовал, что вот, наконец-то, он участвует в чем-то значительном, о чем можно потом рассказывать, конечно, немного приукрашивая свою роль.

Он впервые видел Жана де Бриенна – этого деятельного, неутомимого старика, участвовавшего в двух Крестовых походах, ставшего из незнатного рыцаря могущественным королем, успевшего уже дважды жениться на девушках, годящихся ему во внучки. Штернберг слышал от многих людей, как болезненно переживал этот престарелый король по поводу своего титула, наполненного лишь грустью по утраченной святыне. Король Иерусалимский ни разу не видел Иерусалима и почти не надеялся когда-нибудь увидеть его. И когда он заговорил, а толмач герцога быстро переводил с французского на немецкий, Штернберг проникся глубоким уважением к сединам этого короля, много повидавшего за долгую жизнь. Поглаживая густую окладистую бороду, Жан де Бриенн медленно и вдумчиво зачитывал донесения, приходившие к нему из Европы и из Сирии. В них говорилось, что подкреплений от христианских государей ждать не стоит, а значит, необходимо рассчитывать только на имеющиеся силы. Армия султана Аль-Адиля, не только не разгромленная, но еще более воодушевленная, чем несколько месяцев назад, стягивается к Дамаску. Туда же идут отряды трех сыновей султана. Жан де Бриенн предположил, что, лишь только крестоносцы вновь выдвинутся к Дамаску, сарацины начнут отступать, заманивая христиан все дальше вглубь своей территории, чтобы потом взять их в кольцо и разгромить, как это уже было при Хаттине. Поэтому король предложил совершенно неожиданный для всех собравшихся в шатре ход. Направить основной удар не на сирийские города, а в Египет – в самое сердце державы Эйюбидов. Флот может быстро доставить крестоносцев к египетскому берегу, тогда как войскам султана понадобится много времени для перехода из Сирии в Египет, и ловкий маневр может удаться. При хорошем стечении обстоятельств христиане смогут захватить Каир и диктовать свои условия Аль-Адилю, и в первую очередь – об освобождении Иерусалима.

Боэмунд Антиохийский, недолюбливающий Жана де Бриенна, так как считал его выскочкой, в целом согласился с идей короля, тем самым, впервые за долгое время, порвав нить напряжения, существовавшую между двумя главными сеньорами на христианском востоке.

Жан де Бриенн горячо поблагодарил князя, и все присутствующие на совете поняли, какой это важный для них обоих был момент. Рыцари иерусалимского короля и антиохийские рыцари, ранее также соперничающие друг с другом, теперь стали жать друг другу руки и обниматься.

Но не так прост был князь Боэмунд. Его согласие с королем имело глубоко продуманные, материальные интересы. Большая армия крестоносцев поглощала очень много припасов, к тому же держать Божьих воинов в узде являлось делом весьма сложным, и если вовремя не направить их на длительную войну, то стоявшая на пороге зима заставит их расположиться на несколько месяцев в Святой земле и все тяготы по их содержанию лягут на плечи местных баронов, и в первую очередь князя и короля Иерусалимского. На Жана де Бриенна ему было плевать, но свои владения от разнузданности голодной армии крестоносцев он хотел защитить.