Piccola Сицилия

Когда нас покидает любимый человек, остается ужасная пустота, и самое худшее – не одиночество, не нехватка ушедшего, а избыток самого себя; мы пытаемся заполнить пустоту воображаемыми диалогами, фантазиями и самым коварным – объяснениями. Почему он покинул меня? В душе каждого из нас есть темный уголок, где оседают эти объяснения, нарывают, точно гнойник, уродливым ростком пробиваются из грязи, это гидра, которой ты отсекаешь одну голову, а на ее месте тут же отрастают две новые. Бывают люди, например Виктор, которые способны утаивать такие темные уголки ото всех, даже от самих себя, но в Ясмине эта тьма открылась бездонной пропастью, зияющей раной самообвинений. Вспомни про ее происхождение. Она привязана ко мне как собачонка. Как же она, должно быть, надоела ему своей любовью, которая была столь огромна, что ни один человек не смог бы ответить равной любовью! Иначе он бы уже давно вернулся.

Отравленные слова Сильветты преследовали ее даже во сне. Мне ее жаль. Но я не люблю ее. На самом деле я презираю ее. Действительно ли он все это сказал, уже не имело значения. Ясмина отбивалась от этих слов, как отбиваются от роя мошкары, отчаянно отмахиваясь, но все было тщетно. Яд уже проник в кровь. И только Виктор мог дать ей противоядие. Но само его отсутствие – разве не лучшее доказательство того, что Сильветта сказала правду?

* * *

Она больше не спала, не ела, не выходила из дома. И никто не знал почему. Даже Альберт не мог к ней пробиться. Он предполагал, что она заболела, но ни с чем не мог соотнести симптомы. Мими пускала в ход угрозы, ласку, но отступилась. Они спрашивали Морица, но и тот не знал ни причины, ни средства против зловещего яда, пожиравшего Ясмину изнутри. Увидев ее, исхудавшую и бледную, привидение с младенцем на руках, он испугался.

– Могу я для вас что-то сделать? – спросил он.

– Нет, – сказала она и, убедившись, что родители не могут ее слышать, шепнула ему на ухо: – Приведите Виктора.

– Да, но как?

– Вы его ангел-хранитель. Вы сможете его найти. Умоляю вас.

Когда Мими вынесла из кухни блюдо с маникотти, Ясмина уже скрылась в своей комнате, в своем молчании, в себе самой. Есть люди, у которых в душе имеется собственный колодец, откуда они пьют, оставшись наедине с собой, чтобы потом выйти на люди посвежевшими. Но в душе Ясмины была трещина, через которую утекала влага жизни, тихо и незаметно. И поскольку никто не видел этого, никто и не мог ей помочь. Она иссыхала. Прежде ее поддерживала любовь Виктора, теперь же в ней клокотала всеразрушающая ненависть. Ненависть к Сильветте, которая ввергла ее в несчастье, ненависть к Виктору, который бросил ее одну в этом несчастье, и ненависть к себе самой, потому что она не способна выбраться из этого водоворота.

Единственной, кого она хотела видеть рядом с собой круглосуточно, ни на секунду не упускала из поля зрения, кого она всячески ограждала от Мими, была Жоэль. Когда ночами они вместе лежали в постели, Ясмина пела малышке шансоны Виктора. Mon légionnaire Эдит Пиаф, которую он ставил очень высоко – пока та не поехала с немцами в Берлин.

Je ne sais pas son nom, je ne sais rien de lui.
Il m’a aimée toute la nuit…

[101]

Жоэль любила эти французские песенки. Она не засыпала без них и всегда, как только песня заканчивалась, требовала новую. И чем печальнее, тем лучше. На грустных она улыбалась, а на веселых скучала. Возможно, когда Ясмина пела грустную песню, Жоэль чувствовала ее сильнее. Ясмина сооружала для них обеих убежище из простыни, и свет ночника становился далеким солнцем, пробивавшимся сквозь простыню, точно сквозь пелену тумана.

Bonheur perdu, bonheur enfui,
Toujours je pense à cette nuit

[102].

Мы должны быть сильными, шептала Ясмина, никому не верь, кроме твоей матери, слышишь, amore? Там, снаружи, есть люди, которые нас не любят, они желают нам зла, но я не допущу этого! Ты будешь счастливым ребенком, всегда с мамой и с папой. Он вернется, поверь мне, он нас защитит от этих людей, он увезет нас отсюда далеко-далеко, в красивое место, где нам ничто не будет угрожать!

Je rêvais pourtant que le destin
Me ramènerait un bon matin
Mon légionnaire

[103].

Он замечательный, чудесный человек, твой папа́, вот он на этом фото. А здесь – тут мы были еще маленькие, видишь? Если бы ты только слышала его голос! Они так и не записали его на пластинку, это глупо с их стороны, они думали, что он будет жить вечно. Но не бойся, он вернется. Бабушка молится, но молитвы не помогают. Вернуть человека может только любовь. Мы должны о нем думать, так сильно думать, чтобы его сердце почувствовало, потому что наши сердца связаны, они через море бьются в унисон!