— Есть еще кое-что, — медленно проговорил он. — У Имама была дочь. Мы полюбили друг друга. Ты любишь свою жену, Дима? — Халид снова кивнул, будто услышал мой ответ. — Она стала для меня всем. Нет, я не потерял голову, но мое сердце наполнилось счастьем, словно всегда хранило место только для нее. — Халид говорил тихо, некоторые из его слов было трудно разобрать. — Мы были счастливы, Дима. У нас было все. Вся жизнь впереди…
Халид замолчал. Мне хотелось спросить «что было дальше?». Он понял это и ответил.
— Война, Дима. Когда я узнал о ее гибели, я не находил себе места. Я хотел смерти. Я бездумно шел вперед, лез под пули врага в надежде скорее отправиться вслед за ней, но ничто меня не брало. Смерть обходила меня стороной. Да и не следовало, конечно, так поступать. Всевышний дарует жизнь, и мы не вправе отрекаться от нее.
Халид повернулся ко мне. В темноте я не видел его глаз, но я знал, их тоже коснулась утренняя роса.
— Я смирился, Дима. Нет, не забыл, конечно. Просто стал ждать.
Бурка Халида отяжелела от росы, еще сильнее склонив старика к земле. — Сегодня ты мне показывал картинки в своем телефоне. Рукописи того фрица. Как его там? Лоренц, кажется? Да, Лоренц. Но там были и другие фотографии. Я еще спросил тебя, кто это. Ты сказал, это твоя жена. Жена… — старик замолчал.
Костер уже совсем ослаб, но он был больше и не нужен. Черное становилось серым, пугливой мышью выбежав на поляну до восхода солнца. Халид распрямил спину. Бурка упала на траву и стала похожа на мертвое животное. Старик подошел ко мне. Руки его дрожали. Он склонил голову и, постояв так немного, снял свой берет. Халид отогнул внутреннюю подкладку головного убора, бережно достал оттуда какую-то картонку и принялся ее разглядывать. Потом, словно опомнившись, стал приглаживать взъерошенные волосы. Оправил рубашку. Попытался одной рукой застегнуть пуговицу у шеи. Не вышло. Снова надел берет, растер ладонью лицо и провел пальцем по картонке. Он улыбался, только глаз та улыбка не касалась. Где-то далеко закричала птица. Халид оглянулся.
— Рассвет, — рассеянно произнес он.
Старик торопливо спрятал картонку в нагрудный карман, потом замер, посмотрел на меня и вынул ее:
— Смотри, — Халид поднес картонку к моему лицу.
Это была фотография. От старости черно-белый снимок сильно потускнел, точно вобрав в себя серость сегодняшнего утра. Со снимка через паутину трещин мне улыбалась черноволосая девушка. Волосы ее были собраны платком, из-под которого торчала непослушная челка. Глаза, лицо… Я часто заморгал, пытаясь согнать видение. На миг мне показалось что на снимке… Нет. Я закрыл глаза. Медленно сосчитал до трех. Открыл… Дрожащие пальцы старика все так же сжимали фотографию. Лицо девушки, подсвеченное студийным софитом, я не мог не узнать. Со старой карточки на меня смотрела моя жена. Таня…
— Саният, — тихо сказал Халид и постучал пальцем внизу снимка, где была подпись: «апрель 1939 год. Орджоникидзе».
В моей голове все кружилось, видимо травы добрались и до мозга. Я еще мог видеть и слышать, но не мыслить.
Халид спрятал снимок в карман. Оттуда же вынул позолоченные часы на цепочке. Некогда белый циферблат пожелтел от времени и влаги. Минутная стрелка оторвалась, безжизненно упершись в мутное стекло.
— Я не прошу меня понять, Дима, — вернул меня голос Халида.
Часы в его руке повисли на цепочке. Они раскачивались словно маятник перед моими глазами. Позолота блестела светом, еще красного от восхода солнца.
— Я долго ждал…
Старый хронометр тикал так громко, что казалось, будто его шестеренки крутятся в моей голове.
— …не верил… — сквозь стук часов доносился голос старика, — …нам…, — хрустел механизм, — …шанс…, — набатом била секундная стрелка, — шанс! шанс! шанс! шанс!..
В моих глазах все плыло. Черное возвращалось, точно сумев повернуть утро вспять. Хаос звуков рвал ушные перепонки. Последнее, что я смог разобрать, был голос Халида: «Прости, Дима!» — услышал я перед тем, как все оборвалось.
Глава 43
Когда сознание вернулось, солнце уже стояло над хребтом. Шумела вода, блеяли овцы, где-то далеко летел вертолет. Рядом с кострищем лежала брошенная Халидом бурка. Огонь так и не сумел до нее дотянуться. Что-то в бурке казалось неправильным. В ее положении. Словно ею кто-то укрылся. Только теперь я заметил валявшийся около бурки берет. Подойдя ближе, я увидел Халида. Старик лежал на земле, поджав под себя ноги. Бурка покрывала его тело. Глаза Халида были открыты, но видеть уже ничего не могли. У носа и вокруг рта его запеклась кровь. Кожа старика сделалась такой тонкой, что под ней угадывались очертания черепа. По лицу Халида ползали муравьи. Он был похож на мумию.