Пиджин-инглиш

Барабанная дробь — мои любимые два слова на сегодняшний день. На уроке музыки мы играли на барабане. Чтобы получилась дробь, надо быстро и громко колотить двумя палочками. Звук получается похожий на эти самые слова: «барабанная дробь». Прикольно.

У большого барабана, его еще зовут бас-барабан, есть педаль, на которую ногой надо давить. Просто чума. Обычно все стучат в барабан слишком сильно, будто хотят расфигачить. А я стараюсь бить потише, так, чтобы он сам звучал. Я показал Поппи Морган, как двигать ногой, чтобы не выбиваться из ритма. Это легко, надо просто считать про себя до четырех и на счет «раз» жать на педаль. Вот так:

1 2 3 4

1 2 3 4

Повторяй, пока не выйдет как надо. А если хочешь ускорить ритм, дави на педаль на счет «раз» и «три».

1 2 3 4

1 2 3 4

Правда, тогда получается очень уж быстро, словно из штанов выпрыгиваешь. Когда я показывал Поппи Морган, как играть на большом барабане, то нечаянно понюхал ее волосы. Они медом пахли. Волосы у Поппи Морган желтые, как солнце. А когда она улыбнулась мне, внутри все так и скрутило, непонятно почему.

С моего балкона видно только парковку и мусорные баки. Реку не видать, деревья заслоняют. И дома, дома… Длинные, точно змеи. А в домиках поменьше живут старики и малахольные. Так мама Джордана называет тех, у кого с головой не в порядке. Кое-кто таким и родился, а кое-кто слишком много пива пил. Некоторые с виду вроде и нормальные, только не могут сложить два и два и говорить нормально не могут.

Мама и Лидия храпели, как две свинюшки. Я накинул куртку и зачерпнул в горсть муки. Ночь, поздно совсем. В небе вертолеты, гоняются за грабителями, слышно, как ревут их вертушки. Деревья за многоэтажками колыхались от ветра, но реки не слышно, спит. Папа, Агнес и бабушка Ама, наверное, видят меня сейчас во сне, как будто телевизор смотрят. Голубь чувствовал, что я жду его, вот-вот должен был прилететь, я точно знал.

Я подождал, пока стихнет ветер, и насыпал муку на перила. Длинной полоской, чтобы голубь издалека заметил. Но тут ветер как снова наскочит. И всю муку сдул. Только бы птичка поняла, что я надумал, и спустилась ко мне. Мне нравятся у голубей оранжевые лапки, и как головами вертят, нравится, словно слушают невидимых музыкантов.

Все-таки прикольно жить на девятом этаже, ты видишь всех, кто внизу, а тебя — никто. Я уже хотел плюнуть вниз, но у баков мелькнула чья-то тень, и я сглотнул слюни. Там, у бака для бутылок, кто-то на четвереньках стоял и шарил рукой под днищем, словно туда чего закатилось. Лица под капюшоном не разглядеть.

Я:

— Тут грабитель! Вертолет, давай сюда, тут твой клиент! Врубай прожектор!

Ну я, конечно, не вслух сказал это.

А человек достал какую-то штуку из-под бака, головой по сторонам покрутил и развернул. Сверкнуло что-то. Вроде как ножик. Длинное, блестит. Хотя я видел всего секунду, но сразу про ножик подумал. Чел опять завернул его, сунул в штаны и быстро двинул к реке. Прикольно. Вертолеты ничего не заметили, не погнались за ним. Очень уж высоко. А бежал этот чел как-то по-девчоночьи, локти нарастопырку. Уж я точно бегаю быстрее.

Я бы и еще постоял и посмотрел, но уж очень сильно захотелось поприветствовать вождя. Совсем невтерпеж. Не знаю, почему голубь не прилетел. Мы его не собираемся убивать, ничего подобного. Просто очень хочется кормить птичку и учить разным штукам.

* * *

Я видел, как встает солнце и как мальчик идет в школу, каждый мой день начинается с того, что ко мне приходит вкус его мечтаний. Вкус всех твоих мечтаний. Сверху ты кажешься таким невинным, таким увлеченным, таким занятым. Когда ты со стайкой других детей разглядываешь что-то любопытное или когда вы бросаетесь врассыпную от чужака, я нахожу между вами и нами больше сходства, чем принято считать. Однако и различия велики.

Вот он я, на подоконнике квартиры на девятом этаже, поклевываю остатки проса. Мне вас жалко, ведь ваша жизнь так коротка и тяжела. Я не знал мальчика, который умер, он был не мой. Но я знаю, что такое материнское горе, — оно впивается в тело не хуже кустов ежевики, растущей на обочинах. Мои соболезнования, и все такое. А теперь прикройте головы. Настала такая минута. Не стреляйте в посланца.