Пиджин-инглиш

Даже издали заметно, что лицо у страшилы в струпьях, а куревом от нее за сто шагов несет. И от их младенцев тоже. Мы представляем, что страшилы — это зомби и они охотятся на нас. Спасайся кто может. Догонят, засосут своими губищами, и сам станешь зомби. А что, прикольно получилось. Но мы деру как раз вовремя дали, успели спастись.

Дин — мой второй лучший друг. Он в школе мой лучший друг, а на улице — Джордан. Это Дин посоветовал мне прятать деньги на завтраки в носок, чтобы бандюганы не отняли. Он сам так всегда делает, и бандюганы с него ничего не имеют.

Я тоже сунул деньги в носок, но сразу вырос бугор. Даже ходить с таким шита ком неудобно. Так что я держу свои завтраковые деньги в кармане, и почему-то никто ко мне не пристает.

Я:

— Думаешь, мертвый пацан сам виноват, что его убили? Подружка сестры так сказала. Но я ей не верю. Она, по-моему, точно страшила. Думаешь, убийцу поймают?

Дин:

— Полиция, что ли? Эти дуболомы? Вряд ли. Спецов по компьютерным методам надо из «Си-эс-ай» подключать[4]. Для них раскрыть такое дело — как два пальца об асфальт.

Я:

— Кто это такие?

Дин:

— Самые крутые детективы в Америке, с самыми крутыми современными методами. Улики найдут, где никто и не подумает, реально. Это не только кино, я сам видел по телику передачу про перцев с битами и монтировками, которые людей ими фигачат. Уложат на асфальт, да еще в лоб пнут или там в лицо.

Я:

— Зачем?

Дин:

— Не знаю, просто так, для прикола. И свидетелей никого. Но у этих из компьютерщиков такая была спецпрограмма, которая по следу определяет, какие на тебе кроссовки. Вот они и сравнили отпечатки подошв на лице мертвяка с остальными следами и повязали убийцу. Просто классно.

Я:

— Ага. Классно. Хорошо бы и тут так. Может, мы сможем найти отпечатки подошв.

Дин:

— Может, и так. Только технология у нас — говно. Даже нужного оборудования нет. Эй, смотри, куда прешь!

В нас чуть не врезался Терри Шушера. Несся как псих, нас даже не заметил. Под мышкой у него была коробка с цыплятами, весит целую тонну, наверное. Ясное дело, пара штук шлепнулась на землю. Но Терри Шушера лишь газу поддал. Глаза у него от напряжения едва не лопались, так смешно. Мы шарахнулись в сторону.

Мясник:

— А ну вернись, долбоеб сопливый!

Да куда ему угнаться за вором, жирняю. Махнул рукой и остановился. Остальные ухлопки ждали на ступеньках библиотеки. Схватили по цыпленку и смылись. Даже Эшафотка бросилась наутек. Собачка подумала, что это игра такая, гавкала как чокнутая. Мы за них даже поболели. Прикольно было. Дин сказал, надо приходить сюда каждый день. Мы взяли себе это за правило.

А я так даже и не знаю, где живут настоящие цыплята. Продаются-то они уже дохлые и ощипанные. Чокнуться можно. Я скучаю по живым птичкам. Их мертвые глаза такие милые, в них мечта о блаженных временах, когда они бегали на солнышке по лужайке и понарошку клевались.

Цыпленок:

— Тюк! Тюк! Тюк!

Другой цыпленок:

— Тюкай отсюда!

Мертвые дети, попав на небеса, продолжают расти. Точно говорю. Это хорошо. Было бы ужасно, если бы дети оставались маленькими и никогда не научились читать или даже говорить. Проку бы не было никакого. Я вот даже не помню, каково это — быть маленьким. Я ведь почти все время дрых без задних ног. И кемарить вот так целую вечность — нет, это с ума можно съехать.

Если младенчик умирает, ему непременно надо дать имя, а то он не попадет на небеса. А когда у людей такое горе, они могут и забыть про имя. Вот моя мама и нарекает покойного за них, берет имя из Библии. Или из газеты — если мама умершего не верит в Библию. Сегодня одна крошка умерла. Это была… как это… внематочная беременность.

Мама:

— Это когда плод развивается вне утробы. Тут уж ничего не поделаешь. Помер и помер.

Маме пришлось дать мертвой девочке имя — и она назвала ее Кэти, в честь одной леди, про которую написали в газете. Маме девочки очень понравилось имя.

Я:

— В следующий раз, когда умрет мальчик, назови его Харрисон. Родительнице понравится.

Мама:

— Ни за что. Так и несчастье накликать недолго.

Я:

— С чего бы?

Мама:

— Дурной знак потому что. Харрисон — твое имя, и негоже, чтобы кто-то еще его носил.

Иисус находит человека по имени. Иначе откуда ему знать, кого искать, и ты целую вечность проболтаешься в космосе. Вот прикольно-то будет. Особенно если врежешься в солнце и сгоришь как тост.