Пифагор и его школа

Начнем наше доказательство от противного: предположим, что философия числа, содержащаяся у Аристотеля, принадлежит самому Пифагору. Что она собой представляет? Аристотель дает три различных и взаимно противоречивых варианта этой доктрины, а это верный признай того, что мы имеем дело с его собственной интерпретацией^{221}. Во-первых, вещи являются числами, в том смысле что числа служат материальной основой мира (Мет. 986 а 17, 987 b 28). Во-вторых, пифагорейцы уподобляют вещи, числам (Мет. 985 b 27; 987 b 11). В-третьих, элементы вещей являются одновременно и элементами чисел (Мет. 986 а 2, 17–19).

Очевидно, что первое положение противоречит второму: уподоблять числу можно только то, что им не является. Между тем Аристотель настойчиво повторяет, что число у пифагорейцев — это именно материальное начало, хотя и не приводит в подтверждение этого ни одного конкретного примера. Мы так и не можем сказать, какие именно вещи или элементы пифагорейцы отождествляй с числами. Зато можно смело утверждать, что о самостоятельном существовании числа вне физического мира они ничего не говорили (Мет. 987 b 28, 1086 b 16; Физ. 203 а 6). Эта черта характерна для всех досократиков: никто из них не говорил о самостоятельном существовании абстракции просто потому, что деление мира на материальное и идеальное еще не сложилось^{222}. Телесны не только беспредельное Анаксимандра или воздух Анаксимена, но и Любовь (*****) Эмпедокла, Разум (***s) Анаксагора и т. д.

Подчеркивая телесность пифагорейского понимания числа, Аристотель явно хотел отделить эту школу от Платона и его учеников, впервые поставивших вопрос об онтологическом статусе абстракций, в том числе и математических^{223}. Поскольку пифагорейцы в отличие от Платона не говорили, что число относится к миру идей и не считали его абстракцией, как сам Аристотель, значит их число материально — вероятно, так можно восстановить логику аристотелевской мысли. Но не считать число идеальным отнюдь не то же самое, что считать его материальным. Было ли вообще у Пифагора философское определение числа, неизвестно, очень вероятно, что его удовлетворяло чисто математическое определение: число — это совокупность единиц (Аристокс. фр. 23). Во всяком случае, сам Аристотель пишет, что число пифагорейцев — это математическое число, и никакого другого они не знают (Мет. 1080 b 16, 1083 b 13).

Третье положение также противоречит первым двум, и построено оно отнюдь не в духе философии VI–V вв. до н. э. Согласно Аристотелю, элементами или началами вещей пифагорейцы считали предел и беспредельное, а чисел — четное и нечетное. Эти две пары действительно стоят на первом месте в таблице противоположностей, которая, по его словам, принадлежит одной из групп пифагорейцев (Мет. 986 а 22). Очень вероятно, что некоторые пифагорейцы связывали четное с беспредельным, а нечетное с пределом (каким образом, мы сейчас выяснять не будем), но где указания на то, что они их отождествляли? Таких свидетельств не найти даже у Филолая, который много кратно возвращается к обсуждению предела и беспредельного; Остальные восемь пар — противоположностей таблицы также в той или иной степени связаны друг с другом, что отнюдь не говорит об их тождественности. Скорее всего, третья формулировка числовой доктрины, равно как и первая, является интерпретацией самого Аристотеля^{224}.

Итак, остается лишь положение о том, что пифагорейцы уподобляли вещи числам. Здесь мы впервые становимся на более или менее твердую почву. Во-первых, об этом говорит не только Аристотель, но и Аристоксен: Пифагор, занявшись математикой, все уподоблял числам (фр. 23). Во-вторых, имеется несколько примеров подобных уподоблений (Арист. Мет. 1078 b 21; Ник. эт. 1132 b 21). Впрочем, если вглядеться, что именно уподоблялось, эти примеры скорее разочаруют того, кто занимается поисками числовой философии Пифагора. Как мы уже говорили, до Еврита неизвестны случаи уподобления числам конкретных вещей или элементов, и очень похоже, что Еврит первым пошел по этому пути (45 А 2). А что же известно? Уже знакомые нам утверждения: справедливость — это четверка, брак — это пятерка, здоровье — это семерка и т. п. Достаточно ли было Аристотелю подобных изречений, чтобы воскликнуть: «Да у них все есть число!»? Ответить на это вопрос нелегко, но гораздо труднее найти более серьезные подтверждения этой «доктрины», кроме упомянутых идей трех поздних пифагорейцев да еще акусмы «самое мудрое — число».