День похорон. На кладбище организовали тройную могилу: брат, я и мама. Из народа было лишь четверо и рабочие для погребения. Пришёл участковый Юра, со своей женой Ириной Борисовной. Я в своём новом теле и Владимир Емельянович в качестве представителя от организации. Поминок не было. Я с Владимиром Емельяновичем вернулись в реабилитационный центр, и там деда принёс с собой в мою комнату бутылку водки с двумя стопками и закуску на подносе:
– Давай тебя и твоих помянем.
Он налил себе полную и мне половинку:
– Пусть земля вам будет пухом.
Затем намахнул стопку и закусил.
– Деда, а почему мне половинка?
– Ты ещё маленькая, шестнадцати лет ещё нету.
Я достала из сумки дипломатический паспорт Герды:
– Тут написано, что мне уже двадцать шесть. Имею право.
Владимир Емельянович долил стопку до полной:
– Хорошо. Имеешь, но не из-за возраста.
Я, так же как он влила стопку себе в рот. Жидкость обожгла всю глотку, спёрла дыхание, и я раскашлялась.
– Ещё налить? – спросил Владимир Емельянович.
Я покачала рукой, мол, не стоит.
– Ну а с тобой, что делать будем? – Владимир Емельянович указал на паспорт.
Я закусила мясом. Вроде отпустило…
– А что со мной надо делать? – поинтересовалась я.
– У тебя дипломатический паспорт. Ты должна находиться в посольстве. Есть ограничения по передвижению. В посольство я тебя отпустить не могу. Там без акцента и знания немецкого языка сразу поймут, кто ты есть и накроют.
– Ничего нельзя сделать, чтобы остаться в Москве?
– Если только не возьмёшь Российское гражданство, а там мы у тебя и имя с фамилией махнём. В Германии захотят тебя найти и к себе экстрадировать. Предала Герда свою страну. Подставные документы тоже часть не ушли в Германию. А после случая с тобой вряд ли с доверием отнесутся к уже пришедшим от тебя материалам. Так что год работы на смарку. Но хорошо, что ты с нами… Наверстаем.
В комнату с нами вошёл Александр Васильевич и сразу ко мне:
– Дай я тебя обниму. Мне уже всё про тебя рассказали. За маму твою сожалею.
Я не дала себя обнять:
– А что это вы все мужики любите к красивым девочкам жаться? Пока в коляске сидела, хоть бы кто обнял. Страшненькая была, да? А тут мясо молодое, красивое… Сразу обжиматься тянет. Меня только Владимир Емельянович раньше обнимал. Поэтому только ему и сейчас позволю. Маму мне тоже жалко. Но с тех пор, как она практически одна жила, даже жизнью не назвать. Она терпела и духовно мучилась из-за того, что обещала мне ничего с собой не делать. Не стало меня, не перед кем и клятву держать. Тем более, что я – уже не я, а Герда Рихтер. У меня даже ДНК другое.
– Другая, да… Но это снаружи. Внутри такая же дикарка. Фактически ничего не изменилось. Всё равно ты – это ТЫ. Я рад, что ты здорова и можешь ходить. И рад, что ты с нами. – подметил Александр Васильевич.
– Естественно! Кто же за меня будет вашу работу делать…
– Ну, вот не закипай… Германия подала тебя в розыск. Вернее, Герду Рихтер… Мы передали их послу в Москве, что ты решила стать гражданкой России. Тебе нужно будет разок засветиться в прессе, что ты живая. Ни с кем не разговаривай, чтобы по акценту не вычислили. Раздувать скандал не нужно. Всё сделаем, всё замнём. Пройдёт время и о тебе все благополучно забудут. Кроме спецслужб Германии, конечно.
– Мы с Владимиром Емельяновичем как раз гражданство обсуждали. У меня безвыходное положение. Будем идти тогда по Вашему сценарию.
Александр Васильевич ушёл. Покинул комнату и Владимир Емельянович. Я забралась в своё привычное кресло и запустила массаж. Елозящие по спине ролики заставили меня расслабиться и уснуть.
Утро. Меня на машине вместе с Владимиром Емельяновичем везут в Москву. На камеру я прошлась в официальное место и демонстративно заполнила заявление на российское гражданство. На выкрики корреспондентов не откликалась и тем более не говорила. Затем села в машину, и мы поехали обратно. Тех, кто пытался поехать за нашей машиной останавливали патрули, до того времени пока мы не скрылись из виду. А там, в укромном месте мы пересели в другую машину и вернулись в реабилитационный центр. Вечером Александр Васильевич спросил по гражданству:
– Сейчас ты можешь выбрать себе фамилию, имя и отчество. Хоть Микки Маусом можешь назваться, но потом уже всё. Подумай до завтра.
– А что думать? Елена Кислякова…
– Отчество то же оставить?
– Можно без отчества? Папы у меня не было никогда.
– Значит, поставим прочерк в строке «Отчество».
– Хотя нет, поставьте Владимировна. Владимир Емельянович мне тут как за папу был. Не зря же говорят, что не тот отец, который родил, а тот, кто воспитал… Тогда уже и фамилию смените на Крашенинникова.
– Давай ты всё-таки до завтра подумай.
– Нет, всё. Это окончательный вариант.
Александр Васильевич заулыбался:
– Мы можем и ему в паспорт тебя как дочку вбить.
– А вот этого не надо. У него есть дочка. Не хочу за наследство с ней конкурировать. Это всё по праву её.