«Возможно, к предполагаемому самосуду над Энвером Дэвидсом, обвинявшимся в изнасиловании ребенка, причастны сотрудники Южно-Африканской полицейской службы (ЮАПС).
Дэвид Розенталь, председатель Кейптаунского комитета по правам человека, сказал, что его организация получила «достоверные сведения из весьма надежных источников, близких к полиции». Источник отметил, что к убийству имеют отношение люди из отдела особо тяжких преступлений (ООТП).
ВИЧ-положительный Дэвидс обвинялся в изнасиловании и убийстве малолетнего ребенка. Три дня назад его освободили в зале суда после того, как выяснилось, что сотрудники ООТП потеряли важную улику — пробирку с анализом АПК. Сегодня рано утром Дэвидс найден мертвым на улице Крайфонтейна.
Начальник ООТП Матт Яуберт назвал предположение о том, что двое его подчиненных выследили Дэвидса и убили его, «злобной клеветой, лишенной всяких оснований». Однако он признал, что сотрудники его отдела были огорчены и раздосадованы после того, как судья резко раскритиковал их за халатность, а затем освободил подозреваемого в зале суда…»
Женщина покачала головой.
Ей надо что-то предпринять. Сегодня утром, выйдя на кухню за бутылочкой «Викса» — у одного из детей был кашель, — она увидела в окно какое-то движение. Она стала свидетельницей страшного танца на тротуаре. При свете уличного фонаря она узнала в лицо Дэвидса. Но в одном она была совершенно уверена. Человек с коротким ассегаем не был полицейским. Полицейских она перевидала много и могла раскусить полицейского издалека. Ее часто допрашивали, к ней являлись с обыском. Вот и утром к ней явились с расспросами, видела ли она что-нибудь. Она заявила, что ничего не видела и не слышала.
Она посмотрела вверх страницы, нашла помер редакции «Аргуса» и позвонила. Попросила позвать к телефону журналиста, который написал ту статью.
— Энвера Дэвидса убили не полицейские, — сказала она без всякого вступления.
— С кем я говорю?
— Не важно.
— А откуда вам известно, мадам, что его убили не полицейские?
Она ждала этого вопроса. Но ничего не могла сказать — иначе ее бы выследили. Ее вычислят, если она будет вдаваться в подробности.
— Можете мне поверить, у меня сведения из первых рук.
— То есть вы хотите сказать, что причастны к убийству, мадам?
— Я всего лишь хочу сказать, что его убили не полицейские. Совершенно точно.
— Вы — член исламской организации «Против бандитизма и наркотиков»?
— Нет. Его убила не организация. Его убил один человек.
— Это были вы?
— Сейчас положу трубку.
— Подождите, пожалуйста! Мадам, как мне вам поверить? Откуда мне знать, может, вы психически больной человек.
Она ненадолго задумалась. Потом сказала:
— Его убили копьем. Ассегаем. Можете поехать и проверить.
Потом она повесила трубку.
Так родилась легенда об Артемиде.
Вечером к нему пришел Яуберт со своей женой-англичанкой. Они сидели и разговаривали, а Гриссел замечал только одно: как они нежничают друг с другом — здоровяк старший суперинтендент и его рыжеволосая жена с добрыми глазами. Женаты четыре года, а нежничают, как будто у них до сих пор медовый месяц.
Яуберт рассказал об измышлениях прессы — якобы сотрудники ООТП причастны к убийству Дэвидса. Маргарет Яуберт принесла ему журналы. Они говорили обо всем, кроме его беды. Когда они уходили, Яуберт стиснул ему плечо своей лапищей и сказал:
— Не торопись выписываться, Бенни.
После их ухода он задумался: сколько лет прошло с тех пор, как они с Анной вот так прикасались друг к другу. Он не смог вспомнить.
Черт побери, да когда они последний раз занимались любовью? Когда он вообще хотел этого? Иногда, в полупьяном состоянии, что-то наталкивало его на мысли о сексе, но к тому времени, как он попадал домой, спиртное вымывало из него все желания.